– Вот бы «Литературке» инициировать организацию некоего бюро по названиям, – размышляет профессор.
– Да не дело это редакции, – запальчиво возражаю я.
– Как посмотреть…
Не знаю как с каким-либо творческим бюро, а вот идею редакция могла бы застолбить, закрепить. (Пишу в размышлении: вычеркнут в редакции такую крамолу. Как пить дать – вычеркнут. А может, оставят?..)
Как бы ни сложилось, проблема остаётся. И непонимание её. Не только на низовом, товарном, вещном уровне. И не столько. Вольное сравнение: если вам предложат билет на «ансамбль танца» или на «ансамбль танца имени Моисеева», какой выбор сделаете? Случись хворь, пойдёте в первую попавшуюся клинику или попытаетесь попасть в больницу имени Боткина? Доверие к имени – не обособленность. Оно вошло в контекст повседневности. Безымянность снижает степень доверия. Безымянность подталкивает к безответственности. Это обстоятельство редко учитывается, ещё реже соблюдается. В Москве заботами и попечительством городского правительства и Мосгорздрава (департамента по-нынешнему, но мне так привычнее) создан Центр оториноларингологии. Четыре профессора, десять докторов наук, более тридцати медицинских кандидатов. Лучшее оборудование. Директорствует хирург божьей милостью, профессор, доктор наук Андрей Иванович Крюков; имя на слуху и в уважении. Коллектив выверенный, слаженный, едва ли не все они числят себя «выпускниками», последователями приват-доцента, затем заслуженного деятеля науки РСФСР, основоположника школы оториноларингологии Людвига Иосифовича Свержевского. А трудятся, врачуют под названием ГУЗ МНПЦО, а не под сенью имени Свержевского. Любопытная деталь: специалисты центра приглашаемы на клинические базы больниц… имени Боткина и имени Сперанского. А своего имени не имеют. Они исправно, с душой и полной отдачей, как принято говорить, ведут своё врачевание и под аббревиатурой. Но зачем и почему их не обозначили «имени Свержевского»? Хотя всё здесь, в центре, напоминает о нём: книги, притулившиеся к стеночке одной из аудиторий, намёки на будущий мемориальный музей Свержевского; его инструменты, рукописи, записи. «Имя предшественника «нагружает» врача особой ответственностью, сопричастностью к этому имени», – говорил мне видный психолог.
Не покушаюсь на аббревиатуры, они служат и ещё послужат – для казённой переписки, для иных надобностей. Но «имени Л.И. Свержевского» звучит и опекает надёжнее и точнее.
Если бы это касалось только клиники оториноларингологии, но ведь так обстоят и иные дела и случаи. «Как корабль назовёшь, так он и поплывёт». Вчитайтесь в названия некоторых наших департаментов. Взгляните на фирменные бланки и вывески новоявленных контор и корпораций. Кто всё это придумал и утвердил?
Аббревиатуры одним подбором букв сулят обречённость («тсж», «жэк»), неисполнительность, отчуждённость, скрытые угрозы. Да и не спросишь с аббревиатуры – она отправит тебя на другие три буквы. Народ клянёт «тсж» и «жэки» на чём свет стоит. А тем не жарко и не холодно – что взять с буквочек-то. Название подавай. Имя собственное! Чтобы было с кого спросить-потребовать. Но «тсж» и им подобные размножаются простым делением – как амёбы. Прирастают невниманием и малограмотностью чиновного люда. Вспомните вовсе не шутейный анекдотец, что случился с переводом на аббревиатурную «феню» поименований некоторых полицейских структур. Случай посмешил всех, вплоть до премьер-министра. Но заставит ли задуматься? Попытаться понять: кто у нас отвечает за огромное хозяйство. Покуда бесхозное.
Не призываю тотчас создавать Департамент Хороших Названий (ДХН). Вот о создании какой-либо творческой структуры (бюро?) следовало бы предметно подумать.
Константин БАРЫКИН
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 4,0 Проголосовало: 3 чел. 12345
Комментарии:
(обратно)Война Никиты Михалкова – 2
Панорама
Война Никиты Михалкова – 2
КИНО
Год назад, после выхода «Предстояния», Никита Михалков был подвергнут беспрецедентной обструкции. С либерального фронта по нему били из всех орудий, обливали свинцовой грязью с таким сладострастием, как будто дискредитация Михалкова, последнего героя, государствообразущего режиссёра, общественного и религиозного деятеля, былинного богатыря, бесогона, в конце концов, – главное, что нужно сделать для окончательной демократизации России. Куда более многочисленный, но менее организованный патриотический фронт не простил Михалкову либеральных штампов со штрафбатами и «Сталиным – мордой в торт» и проклинал за предательство. Фильм не принял и массовый зритель, отученный от серьёзного кино и «большого стиля». Беспристрастной критики и серьёзного разбора не было (почти), был, повторяю, массированный полив. Для «ЛГ» было тогда естественно, разбирая все «про и контра» фильма, объективно и честно осмысливая «предложенные Мастером обстоятельства», исторические контексты и подоплёки, художественные прорывы и провалы, оказать ему таким образом максимальную «огневую поддержку».