Как-то я зашёл в его «дачу». С улицы – вроде бы крепкое бревенчатое строение, а в коридоре гнутся и скрипят подгнившие половицы, в кухне и передней голые стены, одежда тёмным горбом висит на одном гвозде, на узкой железной койке преют слежавшиеся тюфяки. Из мебели одна шатучая этажерка с книгами, часть которых перекочевала из моей деревенской библиотеки, да сломанный телевизор, слепо взирающий из пыльного угла бельмастым экраном на запущенный Сашин быт. Тикают ходики в углу, напоминающие, что человек смертен, а жизнь быстротечна. В этом неуютном пристанище Саша обитает с прибредающими из соседних деревень пьющими приятелями, время от времени выводя их в деревню на заработки.
– Тебе бы жениться надо, – сказал я ему как-то.
– Был такой опыт, – тут же отозвался он. – Теперь вон во Владимире дочь без отца растёт, сюда даже на лето не приезжает. Как чужая!
Однажды пришёл навеселе, ладил мостки на нашем прудике, у бани: вбивал сваи в илистое дно, настилал доски. В подпитии был он неуступчив, разговор вёл напористо, непременно кого-нибудь разоблачая, аргументы собеседника во внимание не принимал.
– Я вот всё гадал, что это здешний директор коровьего комплекса только узбеков на работу берёт? – рассуждал Четвертиков, вколачивая гвоздь в доску. – Они что, лучше меня работают? Нет! Может, выгода большая, потому как им платить можно меньше, они безответные? Я посчитал, ненамного меньше, о выгоде говорить не приходится. Тогда в чём секрет? А в том, чтобы извести русских! Оставить их без работы и – извести!
– Да он сам русский, я с ним знаком.
– Ничего подобного, у него украинские корни. И фамилия хохляцкая.
– Он на Украине-то никогда не бывал, насколько я знаю. А его действия продиктованы элементарным прагматизмом: узбеки не пьют, им можно доверить не только коровье стадо, но и – заграничную технику. Сам видел узбеков на комбайне, который на ходу солому пакует.
– Маскируется директор!.. А цель у него ясная… Он агент влияния… Участник заговора против России…
– Да сам ты агент влияния, – смеясь, возражаю ему. – Со своими друзьями спаиваешь Россию…
Спорить с Четвертиковым в эти минуты бесполезно, особенно – если в его речах возникала терминология детективных романов, пропитавших его своими замысловато-нелепыми, застревающими в воображении сюжетами. Но работал он старательно: выкосил дорожку в зарослях вокруг пруда, даже взялся порожек у бани починить да, видно, умаялся.
– Оставим на завтра?.. Мне бы деньжат за сделанное… И за порожек, если можно, вперёд… Я его обязательно сделаю, не сомневайтесь!
Расплачиваюсь и замечаю, как дрожат у него руки. От усталости? Или торопится выпить? Но магазин в соседнем Жохове уже закрыт. Хотя, да, как-то видел, ближе к вечеру появляется у нас на улице шустрый товарищ в потрёпанном пиджачишке, с рюкзаком за спиной и увесистой кошёлкой в руке, перехватывает мужичков, наклонясь, что-то шепчет и, договорившись, ведёт в переулок. Так здесь работает доставка палёного алкоголя.
А утром выхожу к автолавке и вижу в чинно стоящей толпе длинную фигуру размашисто жестикулирующего Саши Четвертикова. Он с кем-то раздражённо спорит, хотя, судя по блуждающему взгляду, видит собеседника неотчётливо; голос его криклив, лысеющая голова без кепки, которую постоянно теряет, а потом находит в самых неожиданных местах. Всё это означает одно: Четвертиков «загудел» и о ремонте банного порожка пока надо забыть.
Его «гудение» продолжалось дней пять, и вот наконец он является – сине-серый, тихий и вежливый.
– Помочь чем-нибудь?
– Да вон порожек тебя ждёт!
– Какой ещё порожек? – морщит лоб, припоминая. – А ну да, у бани. Надо же, забыл. Тут ко мне приятель из Владимира приезжал, мы отвлеклись… Тему интересную обсуждали, я в детективе одном вычитал… Вот вы как считаете, можно детектор лжи обмануть? Усилием воли?
Для него фиктивный мир потребляемых им детективных сюжетов – род наркотика, уводящего от реалий собственной жизни. А они проявляли себя самым жестоким образом. Как-то он вдруг пропал. Рассказывали: наши, деревенские, видели его на шоссе, у автобусной остановки, с разбитым в кровь лицом, замотанным какой-то тряпицей. Недели через две появился, показывал всем подживающие следы побоев, рассказывал о каких-то тайных сотрудниках, будто бы приехавших из заграницы, чтобы получить от него схему здания, где двадцать лет назад он работал в каком-то КБ. Хотя, конечно, все понимали, что он всего-навсего что-то не поделил в подпитии со своими собутыльниками.