– Распродавали всё, что можно, и при этом лихорадочно наращивали долги. А товарный дефицит при этом только усугублялся…
– Одна из причин такого положения – неразворотливость, некомпетентность властей. Но был и субъективный фактор… Я не строю иллюзий, в ключевых ведомствах уже были люди, которые работали не на спасение страны, а на углубление кризиса. Так создавался искусственный дефицит. По макроэкономике, по формальным цифрам вроде всё было в порядке. Достаточно было всего. А жильё строилось даже лучше, чем когда-либо. По стоимостным объёмам капиталовложений мы к началу – середине 80-х обошли США…
Позволю себе привести не вполне научный пример. Один офицер-ракетчик рассказал мне такую историю. У них периодически на взлёте взрывались ракеты. Провели расследование и вышли на работника оборонного предприятия, который в трубочку, в которую поступали необходимые компоненты, засовывал спички. Просто-напросто. Свои действия объяснил так: я – пацифист. Никаких связей у него не обнаружили, действительно, одиночка, который подрывал могучую отрасль, одну из основ страны. Я тогда поразился, что минимальных усилий одного человека достаточно для нанесения громадного ущерба стране… А если таких людей в условиях идеологической войны, в условиях идеологического кризиса, который уже был в разгаре, всё больше?
– В общем, идеология нас подвела? «Духом ослабли в борьбе»?
– Знаете, я сорок лет связан с системой высшего образования и могу смело сказать, что наше образование было в те годы одним из лучших в мире. Мне доводилось читать лекции в американских университетах, в том числе в Беркли. Они меня поразили. Я рассчитывал на подготовленную аудиторию, а у моих слушателей не было понимания не только мировой, но и их собственной экономики… Но и у нас были слабые места. Например, историю нам преподавали в искажённом виде, были табуированные, закрытые темы… Существовали жёсткие неписаные правила, которые, скажем, не позволяли экономисту выйти за рамки марксизма. А марксизм – это одна из модификаций исторического материализма, когда объяснение законов экономики мы выводили из экономики же. Это попытка поднять себя за волосы. Чтобы что-то объяснить в экономике, надо зачастую выйти за пределы собственно экономики. За эти крамольные мысли мне тогда доставалось, но я продолжал эту методологическую установку продвигать.
– Можно вспомнить и государственный атеизм?
– Да, мы не могли знакомиться со Священным Писанием. Это приводило к анекдотическим ситуациям. Видели в Эрмитаже «Бегство Святого Семейства в Египет», а сюжета не понимали. Я уж не говорю про более сложные сюжеты, лежащие в основе человеческой культуры…
– Но вот поменялся флаг над кремлёвской стеной. Какую же систему мы построили за двадцать лет?
– Начну с того, что распад Союза был громадным геополитическим проектом Запада. Без разрушения СССР дальнейшее существование Запада было бы проблематичным. Западной экономике было необходимо вливание свежей крови, свежих ресурсов. Ставки в финале холодной войны были очень высоки. Надо было всеми правдами и неправдами заполучить несметные ресурсы СССР. Таковой, по моему убеждению, была экономическая подоплёка событий.
– И кто в результате оказался в выигрыше?
– Запад, несомненно. Вспомните хотя бы приватизацию. Это был мощный толчок, чтобы простимулировать тот же доллар. В Россию пришли большие суммы так называемых инвестиций, которые пошли на покупку бывших государственных активов. Как раз в 1991-м вышла книга «Великая держава или экологическая колония», в которой я предупреждал о превращении СССР в сырьевую колонию. В «Литературной газете» до этого я писал о возможной угрозе, а тут уже рисовал конкретный сценарий. Наивно рассчитывал, что кто-то из «властной элиты» прочитает мою книгу. Там была краткая программа: что делать, чтобы предотвратить грозящую катастрофу…
– Что, например?
– Если вкратце – восстановление реальной государственной монополии внешней торговли, валютной монополии. Они уже были развалены. А ведь подлинными игроками на мировом рынке являются крупные монополии. Играть вне монополии – значит проигрывать. К 1991 году СССР исчез, появились микросубъекты – мелкие банки, предприятия… Все раунды конкурентной борьбы они проигрывали всухую. Это была даже не борьба, а попытка распродать и получить с рубля одну копейку. Я имею в виду нашу элиту. Она играла по этому принципу: с рубля копейку, а остальное уходило в западные страны.