Выбрать главу

Так возможно ли конструктивное сотрудничество жёсткого политического прагматизма и потустороннего для деловых людей интеллигентского «экзистенциализма»? Возможен ли синтез власти и независимого интеллекта?

Вся международная политическая элита функционирует сегодня в рамках той профессиональной культуры, которую можно выразить известной формулой: «Политика есть искусство возможного». На практике этот политический профессионализм сводится к способности выжать максимум преимуществ из уже имеющихся дипломатических, военных, финансовых, энергетических и тому подобных национально-государственных ресурсов. Союз с российской независимой интеллигенцией как раз и обеспечил бы политической элите возможность перехода к новому, более высокому уровню профессионализма, который можно обозначить формулой: «Политика – это искусство невозможного».

В достижении «невозможных» социальных результатов нет ничего мистического. Опыт научно-технической революции показал, что теоретическое усилие научной мысли может раздвигать границы любой физической реальности. Необходимо привести в действие гигантский источник человеческой энергии, снести доисторический забор, разделяющий теоретиков и практиков.

Первый шаг на пути к политике как «искусству невозможного» – это выход общественного сознания за пределы тесного интеллектуального пространства, в котором топчутся буржуазия и бюрократия. И тот, и другой класс, несмотря на их многовековую и импозантную историю, являются продуктами «естественно-исторической» цивилизации. Но мировая цивилизация исчерпала полностью лимит стихийного, «естественно-исторического» способа развития. Она упёрлась в свой интеллектуальный и нравственный потолок. Теперь конструктивные импульсы могут приходить только из сферы духовной культуры, профессиональным разработчиком которой во всём мире является независимая интеллигенция.

Применительно к отечественной истории указанный факт порождает жёсткие, но конструктивные выводы.

Во-первых. Отечественная бюрократия – становой хребет российской цивилизации – выполнила свою историческую миссию и уже не в состоянии быть локомотивом отечественной истории. Неопровержимое доказательство – номенклатурный характер приватизации, неустранимый политический монополизм, бессмертная российская коррупция.

Во-вторых. Специфика российской власти, её вертикальная организация позволяют рассчитывать только на высшую политическую элиту, которая вынуждена соединять в своём лице профессиональные качества бюрократии и независимой интеллигенции.

В-третьих. Политическая элита, будучи малочисленной, окружена плотным железобетонным кольцом бюрократической социальной психологии. Что касается номенклатурной интеллигенции, непосредственно примыкающей к политической элите, то она не в состоянии конструктивно выполнять свою идеологическую функцию по причине вынужденного конформизма. Только духовный потенциал независимой интеллигенции способен вооружить политическую элиту адекватными идеологическими средствами для конструирования и создания новых социальных форм и отношений. Здесь интересы политической элиты и независимой интеллигенции объективно совпадают, поскольку «технократия» (совокупность «думающих специалистов» во всех отраслях профессиональной деятельности) – это наиболее массовый отряд интеллигенции.

В-четвёртых. Чтобы обеспечить в обществе реальное господство технократической идеологии, российской политической элите необходимо перевести российских управленцев из бюрократического (бесконтрольного) режима деятельности в технократический режим. Это означает, что при сохранении основ рыночной экономики необходимо и в сфере государственного управления создать аналог «естественного отбора кадров». Именно это попытался сделать неугомонный советский реформатор Хрущёв, когда, повинуясь политическому инстинкту, предложил ввести выборность всех звеньев государственного аппарата сверху донизу. Однако аппарат в данном вопросе упёрся намертво, не позволив покуситься на «святое».

Результат известен: если западная цивилизация сумела обновить себя, ограничив политическими средствами экономическую власть монополий, то евразийская цивилизация продолжает деградировать, не решаясь ограничить идеологическими средствами неограниченную политическую власть чиновников.