За обедом мы неожиданно оказались в центре внимания. Русский вопрос интересовал всех. Нас спрашивали про перестройку Горбачёва, про Ельцина и его преемника Путина, про экономику и многое другое.
Обед был скромен, состоял из трёх блюд: обещанного ризотто со спаржей на закуску, кусочка местной рыбы с припущенными овощами – основное блюдо – и мороженого двух видов на десерт. Кроме минеральной воды наливали белое и по желанию красное вино со своих виноградников. Длинный и довольно узкий стол позволял общаться не только с соседями справа и слева, но и с сидящими визави. Напротив меня загорелый господин лет шестидесяти с весёленьким платочком в нагрудном кармане клубного пиджака в застольной беседе поведал, что служит в банке, сейчас он в отпуске, навещает друзей и завтра отбывает в поместье кузена в Австрийских Альпах, где соберутся члены их семьи. «Но, конечно, не все, – добавил он. – Нас, Габсбургов, около четырёхсот. Несколько лет назад мы съехались в Вену и обратились к австрийскому правительству с просьбой вернуть нам собственность нашей семьи, приобретённую на личные средства. Эти социалисты нам отказали». Кто-то заметил, что тогда бы пришлось вернуть половину Австрии. Мой сосед справа посоветовал потребовать у итальянских властей назад север Италии с Миланом и Венецией. Потомок Габсбургов хмыкнул: «Мы, австрийцы, сделали много хорошего. Например, научили итальянцев работать». Дальнейшее потерялось в гуле разнообразных голосов. Не берусь судить о степени правдивости заявления потомка великой правящей династии Австро-Венгрии, но север страны выгодно отличается от бедного юга, что толкает политических экстремистов на требования раздела страны по экономическим результатам. Впрочем, Венеции и отделяться особенно не надо, она и так позиционирует себя как отдельное государство со своим собственным языком, не признающим литературного эталона поэта Данте из Флоренции.
Обед закончился примирительной чашкой кофе с дижестивом. Место для курения отводилось на узеньком балкончике с высокими стульями, предлагавшими посидеть и неторопливо полюбоваться на Большой канал с барочной церковью Санта-Мария делла Салюте и Лагуну, по которой сновали многочисленные плавсредства: гондолы, такси-моторки, разнообразные вапоретто – автобусы, просто суда-судёнышки, а иногда проплывали гигантские паромы, верхние палубы которых позволяли тысячам туристов на борту запечатлеть в памяти и на камеру самый узнаваемый вид Венеции – набережную с припаркованными чёрными гондолами, Пьяцетту со львом Святого Марка на столбе, Кампанилу, Дворец дожей и, конечно, тучи голубей, справедливо считающих себя хозяевами площадей. У меня голуби, если только они не на столе в виде горячего блюда, не вызывают умиления. Рискуя вызвать гнев защитников прав животных, я продолжаю считать их зажравшимися, тупыми, наглыми пакостниками. К тому же они вовсе не так безобидны, как думают некоторые. Например, в сказке братьев Гримм эти милые птички выклевали глазки злобным сёстрам Золушки. В этом году нашёлся человек, который сделал из венецианских голубков многочисленных чучел и рассадил по залам главного павильона Биеннале*. Сидят себе сизокрылые под потолком, смотрят на посетителей свысока недружелюбными зрачками мурановского стекла и ждут удобного момента обгадить любителей концептуального искусства, слетевшихся со всего света себя показать и новые арт-тенденции поклевать в венецианских джардини (садах).