– Чем отличаются российские фильмы от зарубежных? Есть ли сегодня что-то особенное в нашем документальном кино или, как и в игровом, мы стараемся походить на Голливуд?
– Зарубежные режиссёры не зажаты в рамки пресловутого «формата», фильм длится столько времени, сколько требуется для раскрытия его замысла. Так, «Последний сценарий» – испанская лента о Буньюэле – идёт без малого два часа, показанный в Иванове знаменитый американский «Марвенкол» – почти полтора, а «Последний канатоходец Армении» – 72 минуты. Мы же закованы в телевизионном «прокрустовом ложе» – 13, 26, 39, 44, 52 мин, что, однако, не делает нас на телевидении «своими».
Увы, мы плохо знаем зарубежное кино, и потому прямое эпигонство – вещь нечастая… А бродячие сюжеты, они всегда были и будут и беды тут нет. Вот сейчас на «Зеркале» был показан фильм Джеммы Фирсовой и Евгения Цымбала об операторе Владиславе Микоше, а гостья фестиваля шведка Гунилла Брески давно ищет деньги на фильм о том же герое. И она его сделает! И это будет другая картина – для своего, шведского зрителя. Когда я снимала ленту о фотографе Евгении Халдее «Примечания к прошлому», он уже появился на зарубежных экранах – в бельгийском и в итальянском прочтении, что, однако, не помешало моему фильму пройти в разных городах Франции.
– А где ещё зритель сможет увидеть эти фильмы? Ведь фестиваль – явление временное…
– Тоже тема для длинного разговора. Мой фильм о Халдее попросили на 10 лет в медиатеку едва ли не самой старой обители снобов – Биаррица. В Москве он 8 дней шёл в кинотеатре «Художественный», но ни разу не был показан по телевидению… Хотя фильм в основном построен на абсолютно неизвестном архивном материале, да и Халдея мы снимали последними. Телевидение главным образом показывает свою продукцию. Медиатеки, куда бы ты мог прийти посмотреть нужный фильм, как в том же Биаррице или Флоренции, насколько мне известно, в Москве нет. Кто-то выкладывает свои фильмы в Интернете, кстати, кто-то там выкладывает чужие! – я нашла несколько своих картин без всякого моего и продюсера участия. А продюсеры моего фильма «Серебряковы. Французские этюды» купили в разное время диски по 450 рублей в галерее Нащокина, где он был выпущен тоже без ведома создателей. Продюсеры сняли на видео и момент продажи, и демонстрацию фильма в галерее, а потом обратились в милицию, прокуратуру и Министерство культуры, являющееся основателем журнала «Киносценарии», – на его территории и располагается галерея. Безуспешно. Эта история преподала нам два урока: во-первых, с пиратством мы боремся устно, и никакие государственные структуры нам соответствовать не спешат; во-вторых, фильм наш весьма востребован, если люди за ним в очереди стоят! Да вот досада: ни финансирующую организацию – Минкульт, ни просветительскую – телевидение – это не занимает.
– Так почему же столь небольшой процент хорошего, достойного документального кино реально доходит до публики? Большинство лент можно увидеть лишь в рамках какого-нибудь фестиваля, в стенах клуба для избранных, а, скажем, в кинопрокате или даже на телеэкране зритель этого за редким исключением почти не видит?
– Ну уж в прокате-то и игровой отечественный фильм не вдруг увидишь. Документальное кино, пережив перестроечный «взрыв» конца 1980-х – начала 1990-х, попало в колею безразличия – в первую очередь государственного. Мы опять оказались «вне моды». А мир между тем повернулся к документальному кино. Реальным остаётся только лозунг Ильфа и Петрова – «Заграница нам поможет». И помогает – просвещает своих граждан на материале наших российских фильмов!
– Мэтров немного, имена их часто на слуху, а много ли в документалистику сегодня приходит молодёжи? С чем приходит?
– Приходят, конечно – вы, наверное, отметили в наших программах, скажем, «Померанье» Марии Мурашовой из Петербурга – 13 минут истинного кино без единого слова, или «Болевые точки» Ивана Твердовского. Хватит ли у них сил остаться в искусстве, не отдаться коммерции?.. Документальное кино делается подвижниками – это вечная истина.