В 1998 году, накануне дефолтного августа, вышла книга Александра Солженицына «Россия в обвале». После возвращения на Родину писатель проводил немало встреч в разных аудиториях, в разных городах России. Самое интересное в этой книге – реплики «из народа», которые Солженицын записал и опубликовал.
«Кто честно работает – тому теперь жить нельзя».
«Курс, диктуемый из Москвы, – на разъединение людей».
«Разрушенный завод можно восстановить, но человека, узнавшего вкус дармового рубля, не восстановишь никогда».
Каждая фраза – ключ, который отпирает архивы смутного времени. И – пожалуй, главная мысль: «Один офицер на встрече в Ярославле сказал: «Новая Россия не поставила себя как Родину». С советской Родиной этого офицера Солженицын сражался не на жизнь, а насмерть, чуть ли не атомную бомбардировку призывал – а тут оказался у развалин и объективно зафиксировал обвал.
Обвал – это одно из определений эпохи, которая началась, пожалуй, в 1988-м, с XIX партконференции и первых кооперативов, а завершилась дефолтом в августе 1998-го. Революционное десятилетие! А народное определение того времени ещё точнее – бардак. То и дело звучал вопрос: «Когда закончится этот бардак?»
Именно со времён первого оживления частной инициативы эстетика борделя утвердилась как магистральная. Вместо жертвенной героики, которая всегда скрепляла государственную идеологию в России, пришёл карнавал, поле чудес в стране дураков (между прочим, телепередача «Поле чудес» ещё до августа воспринималась как легкомысленно-буржуазная антитеза перестроечной «чернухе»). Многие тогда утверждали, что идеология вообще не нужна государству, которое отбрасывает путы тоталитаризма. Всё расставит по местам его величество рынок. Чем меньше мы будем слышать о государстве – тем лучше.
Очень скоро оказалось, что под эти напевы взошло новое чиновничество – сколь многочисленное, столь и безответственное. И новая идеология – идеология национальной неполноценности, криминала, гедонизма.
Перестройка с её неосмотрительным, безграничным правдоискательством, с чернушным реализмом фильмов и книг, с романтикой раскрепощения, с социал-демократическими мечтами сменилась «шоковой терапией». Многие прорабы перестройки в те годы поспешили трудоустроиться на Западе, другие впали в растерянность, но нашлись, конечно, сторонники и у гайдаровского направления, в том числе – и литературно одарённые. Вот Михаил Жванецкий очень даже честно показывал мотивы реформ: «Захотелось зарабатывать. Деньгами дух поддержать. Гайдар сделал деньги». «Смотри, как одиночки себя поднимают, кормят, одевают и этим страну поднимают и ещё другим остаётся. А коллективы только маршируют», «Когда всё на одном уровне – расцвет застоя, барды в лесах, балет и плохой ресторан». Оказалось, что можно не утруждать себя напряжённым созиданием, а деньги придут, стоит только примерить на себя буржуазный бизнес-стиль. Откуда? Из Сибири, завещанной Ломоносовым и Самойловичем, из Топливно-энергетического комплекса, созданного в 1960-е.
А ещё – каждому обывателю в ельцинской России было известно, что деньги даёт (под проценты, конечно) Мишель Камдессю. Песни, пляски и мысли тоже поставлялись к столу из-за рубежа. Началась ненастоящая жизнь, которую не в силах уловить ни литература, ни кинематограф. Возникла оранжерея с бутафорской деловитостью. Рынок рекламы и всяческого гуманитарного сервиса породил человека изнеженного и чёрствого. Наука, производство, культура – всё скоренько опускалось на варварский уровень песни «Я лучше съем перед загсом свой паспорт», которая была не шуткой, а правительственным официозом тех лет.
Есть обманчивый стереотип о советском образе жизни: «Что-то немножко делали, нас чем-то немножко кормили» – это опять Жванецкий. «Мы делаем вид, что работаем, они делают вид, что платят». Конечно, отсутствие конкуренции порождало проблемы. Но самое тяжёлое последствие гайдаровских реформ – как раз в отношении людей к труду, к профессии. Уравниловки нет, но нет и масштабных планов. С 1992-го нас приучили, что вознаграждается не созидание, а суетня. В результате реформ выгоднее было под знамёнами «ограниченной ответственности» красить забор, чем строить дом – минимальные затраты, максимальные приписки. Не труд, а позиционирование, торговля воздухом, шифрование пустоты. Профессионалов мирового уровня становится всё меньше. Любопытно, что оазисами профессионализма стали отрасли, избавленные от рыночной конкуренции с зарубежными монополиями. Скажем, отечественные банки государство берегло, как племенных быков, и правильно делало. Но почему только банки, а не авиастроение или детскую мультипликацию?