Мне кажется, вовсе не зря галеристы и музейщики разных городов нашей страны схватились за этот проект. Тут представлены чуть ли не все художественные направления современного отечественного искусства, различные его виды – от живописи и графики до скульптуры и мозаики. И при этом есть некое захватывающее и интригующее «игровое» ядро – на выставке показываются портреты одного (!) человека. Их более 400! На это клюнут взрослые и дети, неофиты и разборчивые профессионалы. Повод «поиграть», посмеяться, порадоваться, глядя как известные и неизвестные художники кайфуют и испытывают невероятный драйв, изображая своего коллегу – Аннамухамеда Зарипова.
Но что это за личность? Откуда такая популярность?
В юности Анна без денег бежал из туркменского аула в Ашхабад, чтобы заниматься живописью. Для заработка ему пришлось позировать учившимся молодым художникам. Так появились первые портреты, которые он не давал уничтожать. Тут важны два момента – это были его портреты, но это были и произведения искусства. А в Зарипове с детства жил коллекционер. Старинные монеты, осколки глиняной посуды он собирал ещё ребёнком. Тяга к древности, видимо, генетического свойства: ведь по отцу Зарипов (как он рассказывает) – копт. Ещё одна фантастическая подробность. Звучит как «шумер» или «вавилонянин».
Когда думаешь об этом проекте, невольно вспоминаешь исследование Николая Евреинова, который, проанализировав множество своих портретов кисти разных художников, пришёл к парадоксальному выводу: художники пишут самих себя. Это автопортреты.
Но проект Зарипова заставляет увидеть в многочисленных портретах одной личности ещё и нечто иное, характерное именно для нашего времени всеобщей разобщённости и торжества «коммерческого» подхода к искусству. В портретах ощутима художническая жажда «идеального» человека, друга, соратника, поверенного, чудака, мага. Огромное тяготение к артистической творческой общности, к дружеской среде, к вниманию и пониманию. К задушевному разговору на «своём языке» или вообще без слов. И «харизматическая» личность художника, коллекционера, мецената, человека бурного восточного темперамента Анна Зарипова пришлась тут как нельзя более кстати. Иначе как объяснить, что пишут его по собственной охоте, без заказа? Пишут из года в год, изменяя манеру и находя какие-то новые средства выразительности. Изображают запойно, обращаясь то к маслу, то к карандашу, то к камню. Как же Зарипова видят художники?
У Василия Шульженко в работах разных лет, стилизованных под академизм, он предстаёт то мудрым и темпераментным Кентавром, то философом-суфием, то и вовсе ренессансным патрицием в кругу семьи – тем благородным Меценатом, по которому так истосковалась артистическая душа («Зарипов-кентавр», 2007; «Философ», 2009; «Портрет семьи Зариповых (подражание венецианцам)», 2010).
В таком же величественном духе, несколько подражая позднему Малевичу с его замечательным автопортретом в костюме венецианского дожа, изображает его и Игорь Макаревич («Портрет Аннамухамеда Зарипова», 2010). Но лицо не мрачно-сосредоточенное, как у персонажа Малевича, а неожиданно весёлое, с узкими щёлочками смеющихся глаз. Ведь это игра «с переодеванием», игра со стилем, игра со зрителем.
В рисунках Кирилла Мамонова возникает более непосредственный вариант диалога. Почти везде есть момент озорства и лёгкого хулиганства. На разлинованной в клеточку цветными карандашами бумаге возникает гривастый профиль художника с очками на лбу и с трогательным аленьким цветочком в руках («Анна с цветочком», 2006). Двое задумавшихся художников, стоя напротив друг друга, соприкасаются бокалами. И надпись: «С днём рождения Анна!» (В подписи запятая перед именем поставлена, а на рисунке всё ясно и так.)
В это раскованное действо внесли свою лепту и сами представители семейства Зариповых – Зарипов-старший и Зарипов-младший. В альбоме-каталоге представлена целая серия автопортретов Анна, причём они или дают несколько романтизированный, а иногда даже инфернальный образ художника (что соотносимо с «магическими» штудиями его друзей), или же выдержаны в шутливо-ироничных тонах. Положим, на раннем «Гурзуфском автопортрете» (1980) образ художника строится на контрастном сопоставлении черноты ночи, скрывающей фигуру художника, и выхваченной из этой черноты и данной в тревожном жёлто-красном колорите части лица. Романтический пейзаж с диском жёлто-красной луны за спиной художника и светящаяся вертикальная полоса с левого бока добавляют полотну романтической недосказанности. Тут явно не хватает самоиронии, которой в избытке в таких работах, как «Лечу в бездну!» (1995) и «Четыре автопортрета» (1999). В них потеряна та самая портретная «похожесть», о которой спрашивал персонаж рисунка Мамонова, но зафиксированы какие-то критические моменты авторского самоощущения, приправленные юмором.