Комментарии:
![CDATA[ (function(w, d, n, s, t) { w[n] = w[n] []; w[n].push(function() { Ya.Direct.insertInto(74260, "yandex_ad", { stat_id: 3, site_charset: "windows-1251", ad_format: "direct", type: "600x60", border_type: "block", header_position: "bottom", site_bg_color: "FFFFFF", header_bg_color: "CC9966", border_color: "CC9966", title_color: "996600", url_color: "996600", all_color: "000000", text_color: "000000", hover_color: "CC9966", favicon: true }); }); t = d.documentElement.firstChild; s = d.createElement("script"); s.type = "text/javascript"; s.src = "http://an.yandex.ru/system/context.js"; s.setAttribute("async", "true"); t.insertBefore(s, t.firstChild); })(window, document, "yandex_context_callbacks"); ]]
Ковбойский проход по враждебному городу
Литература
Ковбойский проход по враждебному городу
РАКУРС С ДИСКУРСОМ
Юрий БЕЛИКОВ, собкор «ЛГ», ПЕРМЬ
Живущего в Санкт-Петербурге известного российского критика, «литературного бретёра» (так нарёк его другой критик, Владимир Бондаренко) Виктора Топорова можно сравнить с ледоколом. Благо фамилия у него для этого располагающая. Полярные льды любых авторитетов ему, что называется, по зубам.
– Виктор Леонидович, в какой степени вы должны были насолить всему литературному сообществу России, если даже на книжной ярмарке в Перми из уст главного редактора журнала «Знамя» Сергея Чупринина прозвучало: «Если я говорю «стриженый», Топоров говорит «скошенный»?
– Однажды уже было сформулировано: дескать, я такой же нарушитель конвенций, как Паниковский в «Золотом телёнке». Но я конвенций ни с кем не подписывал, тем паче – с Чуприниным. И более того, как раз считаю всех моих оппонентов теми самыми детьми лейтенанта Шмидта. Иными словами – литературными аферистами. Это касается в значительной степени всего нашего литературного истеблишмента. В том числе – моего поколения и нескольких последующих. Я видел, как они складывались, наблюдал, на что люди идут. Тот же Чупринин и его зам Наталья Иванова. Вся их работа в журнале «Знамя» построена на том, чтобы они почаще ездили за рубеж на халяву. Ну и получали гранты и всякое такое. Страдает от этого дело или нет? Скажем, на уровне 1997–2003 годов я выделял журнал «Знамя» как бесспорно лучший. Но в 2003–2006 годах, по моим представлениям, лучшим стал «Новый мир». Потом его главный редактор Андрей Василевский сошёл с ума – вообразил себя поэтом и сдал журнал одесской поэтической школе…
– Вас ещё именуют «литературным двойником Невзорова, Руцкого и Коржакова». Сравнивают со щукой, запущенной в озеро, чтобы карась не дремал, с волком-одиночкой и неизменно называют «мастером презрительных суждений». Неужели вам нравится устрашать?
– Все эти определения и сравнения были почерпнуты из прессы. В частности, как раз Коржаковым меня называл тот же Чупринин. А с Невзоровым меня сравнивали довольно часто, потому что считается, что его «600 секунд» – это 600 секунд ненависти. И у меня, мол, то же самое. Руцкого я поддерживал в его противостоянии с Ельциным в октябре 1993 года. В ту пору у меня была опубликована серия статей в «Независимой газете» против Ельцина и всей подстрекающей его интеллигенции. Одна из них называлась «С кем вы, мастера халтуры?». Поэтому меня и ассоциировали с Руцким.
– Но вам, видимо, нравится быть притчей во языцех? Или это некое ваше альтер эго – второе «я»?
– Господи! Всякому нравится, чтоб его любили, гладили и чесали… Что касается меня, то тут так: когда ты действуешь в одиночку, ты должен внушать определённые чувства. Скажем, я прекрасно понимаю, что против меня в литературном мире выступает сильный человек или группа влиятельных людей, и если я немедленно не дам им сдачи, и даже сдачи с превышением, то все решат, что Акела промахнулся, и тут на меня кинутся всякие мелкие шавки.
– То есть это вариант такого боксёрского поединка?..
– Скорее, это такой ковбойский проход по чужому враждебному городу, когда тебе требуется выхватить пистолет первым…
– В «Двойном дне» вы обмолвились, что познакомились с человеком, «пожалуй, ещё более отвратительным, чем я сам». Хотя любой человек с годами всё-таки имеет свойство меняться. С вами нечто подобное не происходит?
– Я со многими людьми дружу буквально со школьной скамьи. И вот они мне говорят, что в 14–15 лет я был настолько же невыносим и агрессивен в бытовом поведении, насколько потом стал невыносим и агрессивен в поведении литературном. В быту-то я сейчас человек мягкий и контактный. А хочется ли мне вот этой самой респектабельности?.. Нет, не хочется. Потому что это – ложная респектабельность.
– Может быть, ваше ковбойское поведение – следствие того, что в мир литературы вы входили трудно? И когда-то, будучи заядлым шахматистом, пришли к формуле, что «мир шахмат был и остаётся несправедливым ничуть не в меньшей степени, чем тот же литературный»?