Как бы то ни было, Быков, Варламов и Сараскина - три легитимированных кита, на которых сегодня держится серия "ЖЗЛ". Подождём, что скажут новые авторы. Если их подпустят[?]
Карина БУЛЫГИНА
В Россию через Германию
В Россию через Германию
ПЕРСОНА
Узнав о выходе книги переводов Франца Кафки, сделанных Юрием Ивановичем Архиповым, моим однокурсником по Московскому университету, я отправился в питерский книжный "супермаркет", который показался мне настоящим Вавилоном - при поразительном изобилии книг сочинения почтенных классиков расположены вперемешку с низкопробным гламуром и прочей сомнительной ходовой продукцией. Книг Кафки обнаружилось там с десяток. Но искомое скромное "карманное" издание мне удалось найти только с помощью продавца (Франц Кафка. Лабиринт / Переводы Ю.И. Архипова. - Азбука, Азбука-Аттикус, 2011, - 224 с. -5000 экз. (Серия "Азбука-классика"). - Ред.)
То, что Юрий Иванович (для меня просто Юра) выступает сегодня авторитетным составителем сборников Кафки и пишет к ним предисловия, для меня совсем неудивительно - ведь этого самого Кафку, как и всех других крупных австрийских и немецких писателей ХХ века, он увлечённо читал, изучал, анализировал с самого начала той замечательной студенческой поры, когда всё было в новинку, а труднодоступность интереснейших авторов только обостряла жажду познания.
Уже в студенческие годы Архипов по своим знаниям германистики заметно превосходил не только студентов, но даже и многих преподавателей. Неудивительно, что после университета Архипов получил приглашение в аспирантуру Института мировой литературы и со временем стал признанным специалистом по австрийской и немецкой литературе. Архипов настолько опережал своё время в изучении лучших европейских писателей на немецком языке, что длинные перечни неведомых имён в его статьях даже филологам иногда казались нарочитыми. Но прошли годы, и многие из тех писательских имён, которыми Архипов "щеголял" уже в молодости, стали общеизвестными: Герман Брох, Роберт Музиль, Альфред Дёблин, Макс Фриш, не говоря уже о Кафке, Ницше или Рильке. Архипов, умеющий выставить в ярком свете лучшие проявления как "сумрачного германского гения", так и "загадочной русской души", в той же мере интересен немецким, как и русским читателям, и трудно переоценить значение его публикаций для русско-немецких литературных связей. Он настолько свободно владеет немецким языком, что осмелился даже выполнить для венского издательства перевод сочинений Константина Леонтьева - "русского Ницше", по словам Розанова.
Как переводчик Юра проявил себя уже в студенческие годы, напечатав, помнится, в журнале рассказ никому тогда не известного Германа Броха и радиопьесу Генриха Бёлля. У Юрия Ивановича - настоящий дар переводчика. Присущее Архипову как филологу стремление к максимальной верности оригиналу в сочетании с литературным талантом и языковой изобретательностью придаёт его переводам особый знак качества. Перевод, как считает Архипов, сродни шахматам, которым он тоже отдал дань: "Точность плюс фантазия, математический расчёт плюс интуитивное прозрение". В предисловии к "Лабиринту" Архипов излагает свои переводческие принципы, характерные для ставшего ему примером признанного мастера, переводчика Рабле Н. Любимова: "[?]работать со словом по-писательски. Соединяя в себе учёного и писателя. Интерпретатора и со-творца".
Давший книге название рассказ "Лабиринт" - типичное сочинение Кафки, писательскую манеру которого не спутаешь ни с кем. Хотя загадочный австрийский писатель не всегда ведёт повествование от первого лица, он неизменно погружает читателя в какую-то таинственную, замкнутую сферу переживаний, душевных страхов, надежд и мечтаний. В рассказе "Лабиринт" главным действующим лицом является даже не человек, а какой-то зверёк, устраивающий себе безопасную нору с "лабиринтом" комнаток, кладовок, коридоров и выходов, но тщательно выписанный автором на фоне реалистических деталей внутренний мир "героя", круг его размышлений, забот и тревог в чём-то очень близок неосознанным движениям всякой отдельной человеческой души. Хотя никаких метаморфоз с обеспокоенным каким-то посторонним шумом зверьком так и не происходит, "Лабиринт" явно перекликается своей густой, напряжённой атмосферой со знаменитой фантасмагорией "Превращение", в которой коммивояжёр превращается вдруг в "страшное насекомое", продолжая до самой смерти по-человечески рефлектировать о собственном бытии. Динамичный, исполненный с виртуозно переданными кафкианскими ритмическими каденциями рассказ "Лабиринт" в отличном переводе Архипова читается с не менее захватывающим интересом, на едином дыхании.