как истинный образ твой,
Зритель грошовой оперы для двоих.
Только деревья, сбрасывая наряд,
Не остаются совсем нагими, тогда
Как человек, бросая открытый взгляд,
Вдруг прозрачным становится, как вода
Той реки, что тени дробит волной,
Но увлечь их не может. Выходит, что
Берег недаром высится над рекой!
Всё, что она уносит, - и есть ничто.
Листопадную роль, как актёр немой,
Каждый отрепетировал для своей
Неотразимой красавицы записной
В этом театре падающих теней.
В реплике жеста, рисунке, изломе рук,
В пластике тела - всюду исток того,
Что из тени, перетекая в звук,
Возвращается голосом: "Вам кого?"
Вместо ответа словно разлитый свет:
"Здравствуйте[?]" После паузы: "Отопри!"
Да и что, по-другому, сказать в ответ
Тени, упавшей с той стороны двери?
В перестановке, смене героев, тем
Сильный характер перерастает роль.
Чтоб не остался зритель и глух, и нем,
Раньше кричали "Нате!", теперь -
"Изволь[?]"
Краткою фразой, срезанный, словно лист,
Тёмным абрисом, падая в пустоту,
С тенью чужой сливается сам артист,
Подвиги воспевающий и тщету.
Так, стоящие твёрдо, как дерева,
Тени, бросая, не отпускают их.
Не изменить ни музыку, ни слова -
В этой грошовой опере для двоих.
ЖИВОПИСЬ
Империя воздушной перспективы!
Теней сцепленье. Красок переливы.
И время, подражая примитиву,
Не разрушает эту перспективу
И только уточняет перемены,
И в зеркальце - не суженый Елены,
А так себе - подобие героя,
Как памятник Эпохи Перепоя.
И что сказать? И где ещё такое
Откроется - сеченье золотое!
На плоскости плакучие берёзы
И в перспективе - их метаморфозы.
«Сердце плещется в русле России»
«Сердце плещется в русле России»
Инна БОГАЧИНСКАЯ
НЬЮ-ЙОРК
СТИХИ О КРИТИЧЕСКИХ ПОЛОВИНАХ
Юрию Вязовскому
Мне до всего не хватает
каких-нибудь полтона,
И я всегда пытаюсь
подтягиваться, как диезы.
Но выливается это обычно
в расстояние - как от Земли до Плутона
Или в лучшем случае -
как от Нью-Йорка до Москвы и Одессы.
Я всегда от ночи
недохватываю получаса
До того, как простреливаюсь
серенадой будильной,
Чтобы после к ночному
больше не возвращаться,
Несмотря на то,
что об этом заранее не предупредили.
Я всегда ловила
какие-то полусигналы,
Нет, точнее всё-таки -
неопознанные, порхающие флюиды.
И по вещим знакам
тайный смысл явлений знала,
Но об этом не поведаешь всуе,
как, например, о поездке во Флориду.
Мне всегда недосчитывалось
каких-нибудь полбалла,
Чтобы быть коронованной
питомником лилипутов.
Но мой крен в Гулливерье
это отнюдь не сгибало,
А посему - мне небесная выдавалась корона,
будто Марс мою душу попутал.
Меня всегда отделяло
каких-нибудь полмиллиметра
От твоего сердца,
захлопнутого, как после приступа глаукомы.
А реабилитация, как водится,
настигала слишком посмертно,
Но подобные повороты
до жженья в желудке знакомы.
Я всегда недотягивала
каких-нибудь полступени,
Чтоб от земных привязок
окончательно отключиться.
И звёзды мне призывно
свои позывные пели,
Но тут же заклинивало счётчик,
что чуть ниже левой ключицы.
Я отказываюсь от чужеродных присутствий,
от пинг-понга признаний
и от клеток хрустальных.
Вот такая я странная -
принимайте или просто смотрите.
Мне бы только - открывался Сезам,
жил курилка
и раздвигались тайны,
И чтоб на собственном космодроме
я отыскивала слова - кислородные подушки.
Слова-метеориты...
СТИХИ О ПОВАЛЬНОЙ ЭМИГРАЦИИ
Эмиграция - сродни пересадке органа.
Ампутации прожитого генофонда.
Эмиграция - участь обжигающе белого ворона,
Обречённого на происки
самоубийственного марафона.
Эмигрируют все
из погасших, истоптанных будней.
Из обломков любви,
из вопроса: - Чем завтра кормить?
Из того, что зажглось,
но себя обесточило. Будто
Вспышки длятся, по статусу,
лишь за чужими дверьми.
Эмигрируют из
ставших скудными брачных постелей.
Из гербария лиц,
от которых кабально мутит.
Из того, что сбылось,
но не так и не с тем, с кем хотели.
Из служебного плена,
неотвязного, как стоматит.
Эмигрируют из
раболепских систем партократства.
Из комедии выборов.
А есть ли кого выбирать?
Из того, что врагом
объявляли коллегу и брата.
И что ныне и присно