- Ты представляешь, есть люди в администрации президента, которые ко мне хорошо относятся[?] - призналась Римма. - Для меня готовы сделать всё, что мне надо[?] Прошу о союзе - ничего не получается.
Меня это не удивило. Новой российской власти мощный Союз писателей по образцу Союза писателей СССР был не нужен. Тем более демократическая его фракция. Такой парадокс, точнее, один из парадоксов нынешней российской действительности. Люди, которые в каком-то смысле привели к переменам в стране, оказались ненужными, выброшенными из реальной жизни. Впрочем, такое положение вещей - не парадокс, это закон истории: гидра революции всегда пожирает своих детей и соратников[?] Просто делает это каждый раз непредсказуемым образом.
- Римма, - ответил я, - ну зачем тебе всё это? Ты замечательная поэтесса, ты известна, даже знаменита, твои песни поют по всей России[?] Зачем ты тащишь на горбу эту организацию? Сиди в своей прекрасной квартире, пиши стихи, выступай - много денег всё равно не будет, но ведь и нуждаться не будешь[?]
Но Римма не могла отказаться от участия в общественной жизни. Социально активная личность, она не могла не заниматься делами других людей.
Вспоминая Казакову, я называю её Риммой. Это не фамильярность. В течение почти четырёх десятилетий я называл её просто по имени. И не только я, а практически все, кто с ней общался.
Примерно тридцать семь лет назад, в начале семидесятых, когда моё поколение с опаской, но стали допускать в писательский дом на Герцена - в ЦДЛ, мы гудели в Пёст[?]ром зале: Володя Шлёнский, ещё кто-то из тех, кто назывался "молодыми поэтами". Внезапно к столу подсела Казакова. Мы уже были знакомы по совещаниям молодых. Мы были участниками, а Римма вела семинары. В этот вечер в хмельном задымлённом кафе она подарила мне свою только что вышедшую книгу "Снежная баба".
В конце прошлого - начале этого века снежные бабы вывелись как класс: в Москве на них не хватает снега. А тогда эти существа, скатанные обычно из трёх снежных шаров, с глазами из угольев и озорной морковкой вместо носа охотно населяли наши дворы и скверы. Название "Снежная баба" отсылало и к снеговикам, и одновременно несло ещё несколько смыслов, среди которых слышалось и "нежная баба", да и просто "баба" в самом бытовом - ни в коем случае не уничижительном смысле. Римма Казакова - тоже была этой Снежной бабой, и хрупкой, легко уязвимой, и одновременно двужильной и талантливой женщиной из российской глубинки. Была она и дамой, о чём написала стихи, и матерью, и хорошим другом. Учила испанский язык, много ездила по стране, бывала за границей, в том числе и на Кубе, где испанский оказался очень кстати. Через много лет она написала о своих странствиях:
Я столько километров отмотала,
как птица, в долгих поисках тепла!
И поняла: от жизни так устала,
так я устала, что едва цела.
Она в те годы дружила не только с Володей Савельевым и Таней Кузовлевой, но обожала поэта Евгения Евтушенко, была по-товарищески очень близка с Инной Кашежевой. В семидесятые годы её часто можно было увидеть с Инной за чашечкой кофе и рюмкой коньяку в уникальном по составу своих посетителей Пёстром зале ЦДЛ.
Очень контактная, Римма вообще всегда была способна легко познакомиться и подружиться с самыми разными людьми. А в творческой среде дружить не так просто. У неё это получалось. Правда, получались не только дружбы.
В 1978 году незадолго до очередного съезда советских писателей она вступила в партию. (Для тех, у кого короткая память или тогда не жил, напомню, что тогда в стране властвовала единственная партия.) Это была акция с далёким прицелом, и действительно, на очередном съезде Союза писателей СССР Римма Фёдоровна была избрана в руковод[?]ство союза и стала рабочим секретарём по пропаганде.
Любопытно, что тогда же заторопился вступать в партию поэт и переводчик Владимир Цыбин, он тоже рвался в секретари. Но без партийного билета попасть на такие должности было почти невозможно. Вот эта иерархия партийного и беспартийного и называлась номенклатурой. Вообще когда сегодня говорят о тоталитарном режиме - отсчитывая с 60-х годов прошлого века, часто преувеличивают свирепость и жестокость этого режима. Никто никого не заставлял - всё делалось добровольно. Вы могли быть просто поэтом, ещё лучше - хорошим поэтом, вас издавали, и никто даже не собирался вас обижать. Но если вам хотелось подняться вверх по общественной и административной лестнице, то уж будьте добры!.. Ну а разве сегодня не так? Сам Цыбин вообще был властолюбив и к тому же ревностно соперничал с Казаковой. Но партийность секретарём "большого союза", как тогда называли всесоюзное писательское руководство, Владимира Дмитриевича так и не сделала. Он стал председателем Творческого объединения поэтов Москвы и одним из секретарей Московской писательской организации. Тоже весьма заметные трибуны для литератора.