Не говорю о политической реформе, заявленной в послании президента, ибо пока неясно, в каком виде его законопроекты выйдут из Думы законами. Важнее другое. Поскольку митинги на Болотной и проспекте Сахарова очень уж явно напоминали события, происходившие на закате перестройки (я был их участником и вправе сравнивать), то небезынтересно указать на два по меньшей мере коренных отличия между тогдашним и нынешним всплесками гражданской активности.
Первое отличие в том, что на исходе СССР митинговщину, боровшуюся с командно-административной системой, и гласно и потаённо поддерживала верховная власть, а сегодня протесты направлены против этой власти, хотя недовольство порождает ещё более раздутая бюрократия. Получилось, как в известном присловье: за что боролись, на то и напоролись. Но что касается отношений с властью, думаю, каждый понимает, что на практике означает указанное различие.
Вдобавок власть учла трагический опыт других стран. В прошлом году я был в Каире - не у пирамид, а в городе мусорщиков, на площади Тахрир, - и доподлинно знаю, что произошло в Египте. В январе группа "продвинутых" решила испортить ненавистным полицейским праздник "День полиции" и устроила несколько протестных флешмобов, вынудив стражей порядка не вино пить, а разгонять толпы молодёжи. Разъярённые полицейские слишком усердно поработали дубинками, и на следующий день толпа потребовала уволить их начальника. Прозвучали провокационные выстрелы, и престарелый Мубарак пошёл на поводу митинговых требований - именно с этого всё и началось. А заканчивается трагедией огромной страны, падающей в экономическую бездну, вероятным приходом к власти фундаменталистов, причём хуже всех придётся именно "продвинутым", заварившим кашу, чтобы подразнить полицейских. Но, учитывая каирский урок, могу ответственно сказать, что упорные вопли об отставке Чурова, абсолютно неповинного в местных фальсификациях думских выборов, - это один из наработанных приёмов "цветных" революций. От власти требуют первой вроде бы незначительной уступки, чтобы распалить воображение толпы.
Ещё важнее второе отличие. В 1990-1991 годах митинговая оппозиция не добилась бы успеха, если бы её не поддержали шахтёры Кузбасса. Именно они, объявив забастовку, предъявили ультиматум властям и инициировали стачки рабочих по всей стране, после чего события приняли необратимый и вполне предсказуемый характер.
А что теперь?
Теперь всё наоборот: нижнетагильские сталевары против московской митинговщины, против раскачивания лодки, и это знаковый сигнал особой важности, как бы ни пытались извратить его иные журналисты, нарушающие профессиональный кодекс и по советским лекалам ставшие митинговыми пропагандистами. Впрочем, о чём вообще говорить, если даже в Кремле, рассуждая о "рассерженных горожанах", напрочь забыли о крупных заводских коллективах. А ведь Путину, спасшему АвтоВАЗ от банкротства, достаточно, как говорится, свистнуть в два пальца, чтобы на митинг в его поддержку вышел весь полумиллионный Тольятти. (Не уверен, правда, нужно ли это делать.)
Эти коренные отличия прежней митинговщины от нынешней, которые в политическом угаре замалчивают, не позволят снова раскачать российскую лодку до такой степени, что она опять начнёт черпать бортами воду. На сей раз Макфол останется не у дел.
И это хорошо. Тем более что антикоррупционные, антибюрократические митинги очень полезны и очень выгодны всем нам, а особенно Путину, если он станет президентом. Опираясь на мнение этих митингов, можно успешнее свернуть шею многоголовой гидре коррупции.
Анатолий САЛУЦКИЙ
Модели Игры
Модели Игры
ЛИТЕРАТУРА В ЯЩИКЕ
Олег ПУХНАВЦЕВ
На канале "Культура" вышла новая программа, посвящённая литературе, - "Игра в бисер". Название это может показаться странным, если обратиться к сути Игры, описанной Германом Гессе, - элитарной, бесплодной, да и к самой фигуре автора, как минимум неоднозначной.
Однако в предложенном "нейминге" есть определённая закономерность: другой литературный проект канала называется "Апокриф", тоже декларирует интерес к ереси (в самом широком смысле этого понятия). В случае с Виктором Ерофеевым можно говорить о гармоничной связи концепции передачи, её названия и персоны ведущего. Он как будто создан, чтобы наслаждаться противостоянием какому-либо канону.
Но Игоря Волгина изначально, ещё до премьеры, было трудно представить в роли Магистра Игры. Литературный подвижник, популяризатор классической традиции казался инородной душой в стерильном мире Гессе, с его скучной проповедью индивидуализма, одержимостью Востоком и оскорбительным равнодушием к Христу[?]
Стоит ли уделять такое внимание названию передачи? В конце концов, это могло быть спонтанное решение. Однако, кажется, существует прочная связь, с ходу не заметная, между создателями проекта и автором романа "Игра в бисер". Чтобы определить её, представим Германа Гессе не только в качестве нобелевского лауреата, но и приверженцем герметизма, оккультизма, гностицизма, в рамках которого, подчеркнём, человечество разделено на касты, а высшие знания принадлежат только избранным.
Именно на этом и основана новая передача. Закадровые редакторы-элитарии (а вовсе не Игорь Волгин) приглашают посвящённых поиграть. Так складывается каста единомышленников.
Да, не всякая игра предполагает соревновательность, "Игра в бисер", например, выполняет охранительные функции - оставляет незыблемым пантеон богов высшей духовной расы. Организаторы Игры решают главную задачу: так подобрать участников, чтобы законсервировать сложившуюся за последние четверть века иерархию элитарных ценностей.
Кажется: что может быть уязвимее фигуры Рабле, после того как на Рублёвке обрела зримые очертания идея Телемского аббатства, воплощён на практике принцип "делай, что желаешь"? Однако приглашённые в студию не торопятся с радикальной простотой называть Рабле сатанистом. Наоборот, они сетуют, что до сих пор по "великой книге" не сняты мультфильмы, не нарисованы комиксы, предлагают "Гаргантюа и Пантагрюэль" в качестве пособия по реформам Министерству образования. А один из литкритиков (внешне удивительно похожий на Романа Абрамовича) подытоживает в стилистике комикса: "Раблезианство единственный способ нормальной жизни. Если все будут жить, как Гаргантюа и Пантагрюэль, то всем будет хорошо".
Кажется очевидным: тема Рабле неизбежно приведёт к глубокому социо-культурному анализу работ Михаила Бахтина, и, может быть, впервые на российском канале будет задан вопрос: какую роль в разрушении СССР сыграла (и сыграла ли) его концепция "карнавализации"? Не под этим ли флагом в период перестройки происходила десакрализация всего сакрального? И вот Игорь Волгин приглашает гостей к полемике, однако элитарии "Игры в бисер" лишь иронично отмечают некоторую избыточность интереса к этому исследователю народной смеховой культуры и утверждают, что мода на Бахтина прошла.
В финале каждого выпуска ведущий говорит традиционную фразу "вы слышали разные мнения", но иногда возникает странное ощущение, что Игорь Волгин участвовал в какой-то иной беседе, отличной от вышедшей в эфир.
Какие "разные мнения" были, например, в выпуске, посвящённом Сергею Довлатову? Привилегированные игроки в бисер дружно славили одно из своих божеств и в рамках этого обряда даже принесли в жертву участницу программы, не принадлежащую к их касте. Устроители Игры прозорливо приготовили для этих целей симпатичного филолога, преподавательницу Литинститута. Она стала критиковать Довлатова с позиций[?] почвенничества. Наверняка из лучших побуждений, но, по сути, играя в поддавки, в качестве альтернативы Довлатову был неожиданно предложен Валентин Распутин. А ведь правильнее было не альтернативу подыскивать, а поставить главного героя передачи в один ряд с Конецким и порассуждать, мог бы Виктор Викторович войти в пантеон элитариев, окажись он матёрым антисоветчиком. Ещё было бы интересно выяснить, является ли этот фактор необходимым и достаточным, чтобы обрести высокий статус крупного писателя.