- Основные мотивы вашей оригинальной лирики?
- Когда в 1989 году вышла моя первая книга стихов "Крестница Зари", Ян Пробштейн в "Новом русском слове" написал, что она всех удивила: думали, что это будут стихи о культуре, а оказалось, о любви. Надеюсь, что так и есть до сих пор. Моя собственная поэзия неотделима от моей жизни и от пейзажа.
- Расскажите о вашей оригинальной прозе.
- Проза занимает центральное место в той книге, которая, по-моему, никогда не будет закончена. Говорю об этом без горечи, такой уж это жанр. Моя проза вся возникает из местности, где я живу, из ближнего Подмосковья, которое расширяется чуть ли не на весь мир. Речки Векша и Таитянка - настоящие героини моей прозы. Мои произведения восходят к древнерусским повестям, входящим в "Изборник", но также и к русским сказкам, в частности, к сказкам, которые рассказывала моя бабушка. От этого проза, правда, не становится проще. В связи с моими романами говорят о почвенном православном сюрреализме. Главный герой романа-мозаики "Будущий год" (2002) старец Аверьян, в прошлом следователь уголовного розыска, уходит в монахи, когда преступницей оказывается женщина, которую он любил. Старец Аверьян - настоящий мыслитель, продолжающий расследовать зловещие уголовные дела современности, сверхъестественное зло нашего времени. В ближайшее время в издательстве "Энигма" должна выйти книга "Новые расследования старца Аверьяна", затрагивающая чеченскую войну и жуткую фантасмагорию залоговых аукционов. "Воскресение в Третьем Риме" - книга о присутствии русской философской мысли в истории. Герой романа, профессор Чудотворцев, существует до того, как он родился, и продолжает существовать после своей мнимой смерти. Героиня романа - любящая женщина, бесконечно преданная Чудотворцеву. Она настаивает на том, что Чудотворцев жив и продолжает диктовать ей свои труды. Так что эта книга не только о философии, но прежде всего о любви, что тоже есть философия. В моей прозе можно найти много перекличек с книгами, которые я переводил, к примеру, с Гофманом и Новалисом. Хотя наоборот: я переводил эти книги, потому что они перекликаются с моей книгой, над которой я работал и продолжаю работать.
Беседу вела Елена ЗЕЙФЕРТ
Обсудить на форуме
Репрессировать молчанием
Репрессировать молчанием
ПАМЯТЬ
Парадокс: имя Ольги Войтинской оказалось за бортом фундаментальной девятитомной Краткой литературной энциклопедии, хотя она в советской литературе была не последним человеком. В трагическом 1937 году именно ей власти доверили "Литгазету". И первое, что она сделала, - реже стала печатать дифирамбы в адрес литературных чиновников. Может, поэтому её так же быстро из газеты убрали. А под конец жизни критик, оставаясь на марксистских позициях, вступилась за опального Солженицына.
Ольга Сергеевна Войтинская родилась 24 января (по новому стилю 6 февраля) 1905 года в Москве. Она довольно-таки рано занялась политикой. Уже в шестнадцать лет ей доверили культпросвет в Евпаторийском окружкоме комсомола.
После Крыма юная активистка уехала в Петроград и поступила на работу на Невскую ниточную мануфактуру. Однако в Петрограде Войтинская не ужилась и в 1923 году вернулась в Крым. В Симферополе она поступила на педфак местного университета и одновременно устроилась воспитательницей в детскую колонию. Но через три года Войтинская перевелась во Второй Московский университет.
Получив в 1928 году диплом, Войтинская осталась в альма-матер преподавать диалектический материализм. Спустя три года она возглавила кафедру уже в Институте красной профессуры.
Когда Политбюро ЦК ВКП(б) весной 1932 года приняло постановление о перестройке литературно-художественных организаций, Войтинская с подачи одного из влиятельных сотрудников партаппарата Валерия Кирпотина, попала в обойму комиссаров, которым предстояло окончательно ликвидировать РАПП и провести реорганизацию литературной печати. По замыслу Кирпотина она должна была стать своего рода советником при новом редакторе журнала "Красная новь" Лупполе. Но это не устроило Фадеева. Пользуясь своими связями, Фадеев в последний момент сумел отвести из редакторов кандидатуру Луппола и в качестве надзирающего ока навязать вместо Войтинской Ермилова. Объяснение было одно: мол, Войтинская ещё не успела проявить себя ни как критик, ни как собиратель литературных сил.
Однако Кирпотин на этом не успокоился. Весной 1934 года он по линии оргкомитета Союза писателей отправил Войтинскую во главе одной из бригад на Северный Кавказ. Местное руководство там на писателей никакого внимания не обращало. Так она смогла построить почти всех секретарей обкомов партии. Тамошние бонзы только что честь ей не отдавали. Потом Войтинская показала зубки и как критик. В начале 1936 года она опубликовала в журнале "Октябрь" беспощадный разбор романа Лидина "Сын".
Окунувшись в литературную жизнь, Войтинская увидела, что многие писатели увязли в грызне меж собой и мало что создали стоящего. Своими наблюдениями она решила поделиться со вторым человеком в руководстве Союза писателей - Владимиром Ставским. По её мнению, современники не создали ничего путного о рабочем классе. "Люди обеднены, - подчёркивала критик, - схематизированы. Ни одной большой, яркой индивидуальности, в таком изобилии расцветших в нашей стране[?] У нас немало псевдонародных книг. Тут встанет вопрос и об эстетическом начале, и о положительном герое". В сложившейся ситуации Войтинская винила в том числе и критиков. "Пока союз [писателей] вплотную не займётся творческой работой критиков, - предупреждала она, - положение не изменится".
Судя по всему, обращение к Ставскому возымело какое-то действие. Неслучайно после ареста Динамова партаппарат "Литгазету" передал в руки Войтинской.
Первое, с чем столкнулась новая редактрисса в газете, - жуткое администрирование со стороны Союза писателей. Все хотели только руководить, давать указания и при этом ни за что не отвечать. Союз писателей, как она увидела, превратился "в бесконечно заседающий департамент по делам литературы, не имеющий никакого отношения к литературно-творческой работе".
После нескольких месяцев работы в "Литгазете" Войтинская подготовила критическую записку для члена Политбюро ЦК Андрея Жданова. Она отметила, что московские чиновники заняты лишь собой и бросили на произвол судьбы национальные литературы. По её словам, на президиуме Союза советских писателей "ни разу не слушался доклад о творчестве национальных писателей, не было любовной заботы о судьбе писателей. Этим объясняется недопустимое равнодушие правления союза к перелому в творчестве Тычины (Тычина мог бы сыграть огромную роль в борьбе с украинскими националистами, имеющую отзвук в Западной Украине), абсолютное равнодушие к творческой судьбе Корнейчука <[?]> Таких примеров можно привести очень много".
При этом я бы не идеализировал Войтинскую. Справедливо обвиняя руководство Союза писателей, и прежде всего Ставского ("попытка Ставского уличить всех критикующих его во всех смертных грехах объясняется непониманием или нежеланием понять существующее положение вещей"), в групповщине ("Ставский и партийная организация союза писателей настолько заняты грызнёй, что забыли об этой своей основной задаче"), она сама в какой-то момент скатилась на доносы, утверждая, в частности, что в Грузии решение многих вопросов Союз писателей "передоверил Пастернаку и Мирскому, тесно связанным с группой шпиона Яшвили".
Обеспокоившись ненормальной ситуацией в Союзе писателей, сразу два члена Политбюро - Андреев и Жданов - срочно созвали совещание. Войтинская продолжила на нём гнуть свою линию. Она сосредоточилась на двух тезисах. Первый свёлся к тому, что Союз писателей погряз в групповой борьбе ("Ставский меня спрашивал: "Ты за кого? За Фадеева или за меня?"). Второй тезис касался попыток литературного генералитета запретить критику своих произведений (в доказательство Войтинская привела справку о Вишневском: "Он администрирует. Есть небольшая группа писателей, которые не приемлют критики, принимают как травлю. Не отвечают, а окрикивают сразу").