"...Надменные потомки
известной подлостью
прославленных отцов[?]"
Такой фразой Лермонтов обозначил врагов поэта вплоть до психологических примет, до особенностей биографии: на одного потомка (правда, женского племени) формула ложится точно и сразу. Графиня Нессельроде. В девичестве (впрочем, довольно застарелом) тоже графиня: отец её, граф Гурьев, действительно прославился грабежами и взяточничеством, потрясавшими даже видавшую виды страну. Ему-то будет обязан возвышением и запоздалый зять Карл Нессельроде: "австрийский министр русских иностранных дел", по выражению хорошо знавшего придворную жизнь современника, "[?]не любил русских и считал их ни к чему не способными[?] Искусный пройдоха, обретший большую помощь в хитрости и ловкости своей жены-повелительницы, столь же искусной, как и он, пройдохи и к тому же страшнейшей взяточницы". И здесь отцы прославлялись в детях: "жадною толпой стоящие у трона" действительно отличались жадностью прямо необыкновенной.
А вот и ещё один потомок - сын краткосрочного екатерининского фаворита Сеньки-бандуриста - С.С. Уваров. Будущий министр на ниву просвещения ступил довольно рано, женившись на дочери тогдашнего министра. Видимо, в глазах молодого красивого жениха некрасивое стародевичество невесты искупалось положением, огромным богатством и обширными связями её отца - графа А.К. Разумовского. С.С. Уваров окажется по-настоящему просвещённым министром просвещения, но предварительно он, полиглот, знаток античной древности и образованный литератор, почти бесстыдно пройдёт путём "применительно к подлости" не только в быту, но и в политике и в службе.
Ещё в конце 10-х годов он и Пушкин сидели за одним столом общества "Арзамас". К началу 30-х они стоят по разные стороны буквально во всём разделившего их общественного барьера. Главный носитель русского просвещения - глава поэтов найдёт своего гонителя, тоже главного, в главе ведомства просвещения. Конечно, дело не сводится к М. Нессельроде и С. Уварову - они просто из самых просматриваемых и характерных.
Но Пушкин не был лишь попранным рабскою пятой обломком обиженного счастьем рода и, так сказать, жертвенной овцой. Он был настоящим бойцом. И если "надменные потомки" "гнали его свободный смелый дар", то и его свободный смелый дар гнал их.
"Ненависть Пушкина, - свидетельствует князь П. Вяземский о М. Нессельроде, - к этой последней представительнице космополитического олигархического ареопага едва ли не превышала ненависти его к Булгарину. Пушкин не пропускал случая клеймить эпиграмматическими выходками и анекдотами свою надменную антагонистку, едва умевшую говорить по-русски. Женщина эта паче всего не могла простить Пушкину его эпиграммы на отца её, графа Гурьева, бывшего министра финансов в царствование императора Александра I".
Когда в 1835 году умирал богач граф Д. Шереметев, Уваров, будучи его свойственником, самым непристойным образом посягал на наследство. Пушкин написал и опубликовал стихи "На выздоровление Лукулла". Строфа, чётко обозначившая Уварова, стала оглушительной публичной пощёчиной и, как выразился А.И. Тургенев, "эпиграфом всей жизни арзамасца-отступника[?] его бессмертным поношением". Уваров стал уже смертельным врагом поэта.
Правда, ещё в 1831 году Уваров, заигрывая с Пушкиным и подыгрывая царской семье, переводил на французский язык "Клеветникам России". Но "всемирный гений" Пушкина стоял в таком же непримиримом противоречии к "патриотизму" Уварова, в каком стоял патриотизм Пушкина к космополитизму Нессельроде. Тот же А.И. Тургенев подосадовал, что поэт в своих уваровских стихах обошёл любовные пристрастия героя. Между тем Пушкин не только отметил дневниковой записью: "Это большой негодяй и шарлатан. Разврат его известен", - но и указал на характер этого разврата эпиграммой: "В Академии наук заседает князь Дундук[?]"
Достаточно широкому кругу было известно, что заседавший в академии при президенте С. Уварове вице-президент А. Дондуков-Корсаков никогда никакими науками не занимался, кроме "науки страсти нежной", будучи любовным партнёром своего начальника. Так что знаменитый лермонтовский стих не случаен, он не отвлечённая громкая фраза, не безадресное обвинение.
"Наперсники разврата"
Ещё в начале 20-х годов обосновался в русской столице довольно молодой нидерландский дипломат барон Луи Борхард Беверваард Геккерн, сначала в роли поверенного в делах, а позднее и посланника. К началу 30-х барон уже прошёл десятилетнюю школу светско-дипломатической жизни. Хитрый, злой и злоречивый, он не был тем не менее особо примечательной личностью. Лишь позднее, будучи направленной против великого явления, мелкая по сути злобность умелого интригана в общем восприятии бесконечно укрупнилась и демонизировалась. Но одно обстоятельство барона выделило - даже на фоне очень свободных нравов тогдашней светской жизни. "Старик барон Геккерн, - свидетельствует (не единственный!) современник, - был известен распутством, он окружал себя молодыми людьми наглого разврата".