Во второй день Нового года после самого настоящего полного английского завтрака, состоявшего из омлета, жареных сосисок, бекона, помидоров и грибов, из бобов в томате, из тостов белого или тёмного хлеба с набором фруктовых джемов и сливочным маслом, из сдобных булочек, йогурта, копчёного шотландского лосося, апельсинового сока, кофе с подогретыми двойными сливками или чёрного чая с лимоном, а также пирога с грушей и кексов, нас провели в парадный холл замка. Здесь уже ждали Фил, главный человек по утиной охоте, его сотрудники и поднос с рюмками джина, настоянного на каких-то вкусных красных ягодах. Егеря были одеты в твидовые клетчатые пиджаки и бриджи, жилеты, фланелевые рубашки с шейными платками и цветные шерстяные гольфы. Всех представили друг другу, затем к каждому участнику шутинга приставили инструктора, который сначала помог выбрать ружьё по вкусу, весу и плечу, а в дальнейшем должен был новоявленному охотнику давать советы, как и куда стрелять, а также перезаряжать ружьё.
Опрокинув за удачу стопку джина, все расселись по джипам и направились к мосту через озеро. День выдался ясным, солнечным, холодным, с сильным порывистым ветром, что, естественно, повлияло на процесс охоты. Семерых стрелков с егерями и двоих наблюдателей расставили на мосту. Распорядитель Фил в последний раз спросил, буду ли я стрелять по беззащитным уточкам. Я твёрдо придерживалась позиции бывшего американского госсекретаря Генри Киссинджера, который, будучи приглашён Брежневым на охоту, на вопрос Леонида Ильича: "А вы, господин Киссинджер, почему не стреляете?" - ответил: "Я никогда не стреляю. Я только даю советы другим". Поэтому ещё раз отказалась от шутинга, пообещав советов никому не давать, а только наблюдать за происходящим.
Итак, все заняли свои места. Три лабрадора вальяжно разлеглись в ожидании команды "Аpporte!" ("Принеси добычу!"). В брезентовых палатках с двух сторон озера засели люди с дуделками, а другие в резиновых лодках начали из прибрежных камышей выгонять живые мишени на небесные просторы. После нескольких томительно-напряжённых минут затишья на горизонте появились первые две утки и раздались команды: "Приготовиться!" Ружья были взяты на изготовку, каждый стрелок стал тщательно прицеливаться, мишени приблизились, последовала оглушительная пальба, и утки спокойно миновали линию огня. Оказывается, они летели слишком высоко. Едва успели перезарядить ружья, как на мост надвинулась целая утиная стая. Что тут началось! Егеря кричали подопечным, куда и как стрелять, а те, прихваченные азартом, знай себе жали на курок. Выпустив заряд, они торопили взглядом и без того быстрые, чёткие, умелые движения наставников и по новой лихорадочно стреляли в крякающих пернатых. Наконец одна утка не выдержала шквальной атаки и медленно спикировала в озеро. Все участники разом огласили окрестности победным воплем: "Это я! Это моя утка!" Как знать, может быть, все семеро в неё и попали, но покачивавшийся на волнах трофей разъяснений не дал.
Далее в течение полутора часов всё повторялось с интервалами от нескольких секунд до нескольких минут. Откуда ни возьмись над озером то с одной стороны, то с другой появлялись утки - то стаей, то группкой, то поштучно. Они двигались прямо на поджидавших их на мосту людей. Егеря громогласно раздавали команды, иногда направляли руку с ружьём, молниеносно вкладывали в ствол патроны; стрелки-новобранцы ожесточённо и азартно палили, а утки не торопились расставаться с жизнью. Словно почувствовав неладное, они в последний момент распадались в небе на две вереницы, облетая засаду на мосту справа и слева, или пристраивались к внезапно появлявшейся паре белых лебедей, возмущённо летавшей туда-сюда и прекрасно знавшей, что по ним, длинношеим гусям, стрелять запрещено. Ко всему прочему, неожиданно обрушивавшиеся порывы ветра меняли траекторию выпускаемых зарядов, а слепящее полуденное солнце лишало стрелявших меткости. Вот и получалось, что интенсивная стрельба оказывалась недействительной или почти безрезультатной. Но ведь главным в нашем случае было не количество поражённых птиц, а участие в старинном обряде добывания пищи. Пищи насчитали 26 штук, причём каждый охотник был уверен, что львиная доля принадлежала ему, и закреплял мнение снимком с добычей, егерями, ружьём и собаками на фоне моста, озера и джипа.