Спрашиваю, кто ж ей теперь воду носит.
- Семён.
Тут надо сказать, что Лёник Семёну - шурин, живут под одной крышей, в доме-пятистенке, доставшемся доярке Рае и её брату Лёнику от их родителей. Семён здесь когда-то появился примаком, но вскоре это обстоятельство забылось. Под этой же крышей у Семёна с Раей выросли, а потом отселились Надька, живущая сейчас в соседней деревне (работящая девка, но, по мнению отца, беспутная, потому как вышла за беспаспортного узбека, родив от него сына), и толковый паренёк Павлик, недавно отслуживший срочную, работает каменщиком где-то в Подмосковье. По общему мнению, хорошие получились дети, несмотря на пристрастие Семёна к выпивке.
Лёник же, их дядька, устроить свою отдельную семейную жизнь не удосужился, попадались ему какие-то шалавы без необходимой в супружестве серьёзности. А тут такая возможность замаячила. Ненадолго, правда. Но, может, внезапный, никак не объяснённый отказ соседки всего лишь каприз? Проверяет, долговечны ли его чувства? А общение с Семёном - попытка возбудить у проходящего проверку Лёника ревность?.. Попробуй разгадать тайные замыслы одинокой женщины!..
К тому же и появилась она в деревне как-то странно. Никто её здесь не знал. Приехала на старом жигуле, с пожилым человеком за рулём. А до этого приезда он здесь был один, дом осматривал, сказав Семёну Жуйкову, что с нынешними его владельцами (внуками умершего деда, живущими во Владимире) договорился снять на лето. Вселившись, соседка ни с кем дружбу не завела, у автолавки только здоровалась, пресекая попытки расспросов ледяным молчанием. Но с Семёном и Лёником отношения возникли. Да такие, что вся деревня теперь гадала, чем всё это может кончиться.
Но как бы то ни было, уже сейчас с ними обоими произошли невероятные перемены: Семён Жуйков, надевавший белую рубашку только по праздникам, стал щеголять в ней каждый день, регулярно стирая, на что его жена Рая (ездившая "на комплекс" к своим коровам в чём-нибудь сереньком) смотрела как на приступ сумасшествия.
Деревенскую же общественность более всего поразило другое: Семён вдруг устроился на постоянную работу - на лесосклад сторожем - и прекратил пить, а вот Лёник, обычно воротивший нос только от одного запаха спиртного, стал прикладываться, причём чем дальше, тем регулярнее.
Он исповедовался мне до глубокой ночи, вспоминая, как водил соседку на Городок - так называют здесь холм с остатками древнего городища. Показывал ей оттуда вьющуюся внизу серебристую Клязьму, синее Заречье, сверкающие осколки стариц, обрамлённые камышами. Потом ломал ей ветки цветущей черёмухи - завалил ими весь её дом.
- Зовут-то её как?
- Кого? - не понял Лёник.
- Твою зазнобу.
Опустил Лёник взгляд в тарелку с недоеденным огурцом, произнёс тихо, будто боясь спугнуть:
- Лилией.
- Красивое имя. А почему, я слышал, Семён её цацей зовёт?
- Это он от досады. Она в очках ходит.
Я пошёл его провожать. Под крыльцом Лёника ждал Черныш, тут же ткнувшийся ему в ноги. В ночном небе шевелились звёзды, наверное, поэтому казалось, будто небо дышит. Самозабвенно стрекотали кузнечики. Мы шли по белевшей в сумраке улице, мимо тёмных спящих домов. Я спрашивал Лёника, что происходит в охотхозяйстве, где он работает с тех пор, как пришёл из армии, сколько стоят теперь охотпутёвки и не повывелась ли здесь дичь. У своей калитки Лёник остановился, махнул рукой в сторону дома напротив: там светилось одно окно.
- Наверное, книжку читает, а детей спать уложила.
- У неё и дети есть?
- Машенька с Петькой. Она их из Владимира, от своих родителей, привезла, когда я стал ей не нужен.
И повернувшись, Лёник ушёл в дом, забыв попрощаться, так был погружён в сумрачные свои думы.
А роковую Лилию я увидел на следующий же день в пёстрой очереди, у автолавки. Среди крупных деревенских женщин в ярких сарафанах и цветных панамках она была такая одна: щупленькая, в больших вполлица очках, слегка затемнённых, в соломенной шляпке с голубой лентой, в белых шортах и майке, похожая на переодетого в женское подростка. Рядом толклись её детки - девочка в коротком платьице и мальчик в джинсовых шортиках с бахромой. Ростом они были почти с маму.