"Как тяжко мертвецу среди людей живым и страстным притворяться" (Блок). Не в первый раз что-то умирает во времени, что-то умирает в ответ и в душе человеческой. А что же звучит изнутри нашей обрушившейся эпохи? "Ни нота, ни строка, ни статуя не стоит Того, чем я живу, - хоть я и не живу" (Дмитрий Быков). Признание, что "не живу" (а что делаю - умираю? завис между жизнью и смертью?), - попытка диагноза. А дальше: "Когда-нибудь потом я вспомню запах ада[?]"
Мой оппонент прислал мне отобранную по своему вкусу добрую порцию стихов Быкова. И я их внимательно прочёл. Я вовсе не собирался писать о нём - да не о нём и пишу, а о состоянии души и мира, отражаемых в литературе. И слово "ад" прозвучало вовсе не случайно. Человек осознаёт бессмыслицу своего существования и[?] соглашается с нею. Ибо полагает, что ничего другого и не может быть. Дважды Быков говорит в этой подборке, что он в аду. "Всё буду ждать: куда мне - в ад ли? И не пойму, что вот он, ад". Спокойная констатация факта. Ибо альтернативы аду в современной жизни не видится. Кто-то проницательно сказал, что в аду вовсе не жаркий огонь, а холод. В интеллектуальной спокойной манере повествования нынешних постлитераторов - космический абсолютный холод.
Постмодерн - разрыв связи времён, сплошное "между", зияющий промежуток. Порыв в завтра иссяк, а "сегодня" так и не наступило. И эту специфику времени Быков ощущает отчётливо: "В отсрочке, в паузе живу". В другие времена Быков, возможно, был бы романтиком. Но нынешние диктуют "иные песни". Талантливый поэт - он просто слишком хорошо чувствует "социальный заказ". Время "трезвости"!
Сухая, бесслёзная интонация, безнадёжное оцепенение человека, глядящего в бездну, в которой всё исчезает, пронзительная горечь. Это - в лучших стихах живущего в Одессе Бориса Херсонского. Некоторые критики утверждали, что горькие пилюли доктора Херсонского (он по профессии - врач) полезны, они отрезвляют. Но - исцеляют ли? А вот стихи Людмилы Херсонской - эдакая "чернуха", вроде бы бытовая, но превращающаяся во "вселенскую смазь". Понятие "чернуха" возникло, когда весь накопившийся гной эпохи хлынул на книжные страницы. Но самое страшное - даже не в ней самой, а в том, что мы к ней притерпелись. Там, где нужна бы трагедия и сопутствующий ей катарсис, внутреннее преодоление зла, - беспредельная равнина, лишённая даже горизонта, безысходность бытовых ужасов, которые даже как ужасы уже не воспринимаются. Но это и есть "пейзаж ада".
В "ЛГ" спорят о том, жив ли русский постмодернизм как литературное направление. Но ситуация постмодерна, в которой все мы живём, никуда не исчезла. Она диктует "игру на понижение" как универсальную стратегию, как главный мировоззренческий принцип. А это значит, что становятся неуместными высокое слово, поэтический пафос, вера, надежда и тому подобное. Поэзия, которая утрачивает право "воспарить" и поглядеть на мир с некоей высоты, - остаётся ли ещё поэзией? Культура без духовной высоты - является ли ещё культурой или превращается в "сферу обслуживания" социально-психологических нужд населения?
Это постлитература - та, что после прежней литературы, у которой ещё была вера в то, что жизнь имеет смысл и мы, люди, можем его искать. А писатели могут читателю в этом помочь, хотя бы побудить к поискам смысла и осмысленного бытия. Теперь же перед нами нечто, что является "только литературой", то есть работой со словами, созданием текстов - чем-то, прямого отношения к душе человеческой не имеющим.
Человеку, ни во что не верящему, остаётся стоически переносить бессмыслицу существования, превращая её в нечто космическое, в абсолютную данность. Талантливый молодой критик пишет, что балет адресован тому, "кто хоть раз почувствовал мистический ужас окружающей нас бездны. Почувствовал - но не сдался". И заключает: "В моей статье не больше смысла, чем во Вселенной". Тут и задумаешься: что же нужно сделать с собой, чтобы приучить свою душу к аду бессмыслицы?
А вот стихи: "я не умею жить в аду, я от печали умираю", "ты видишь - это не слова, а только ужас, ужас голый" ("Знамя", 2011, № 3, Юлия Архангельская, первая публикация). Боль настоящая, душа - живая. В краткой справке об авторе говорится, что по субботам и воскресеньям она работает в храме на кладбище. Но всем порекомендовать такой способ сохранения живой души, не прикрывшейся омертвевшим хитиновым покровом, чтобы защититься от боли, - не могу.