А я в пять лет - Девятого мая
спросил отца при всех на параде:
что ж орденов он не надевает,
как другие учителя и родные дяди?
И тихонько отец, не нарушив уюта,
прошептал то, что я лишь после
пойму:
"За Бухенвальд орденов не дают! А...
А ты о том - вообще никому..."
Так я в пять лет побыл полицаем -
никем за это не порицаем[?]
И нет отца уже - за оградой[?]
Даст Бог, хоть внуки ему -
наградой!..
НА ПРИИСКАХ
В потёмках стоял человек вдалеке,
слегка наклонённый, казалось, к реке.
Спросил я: "Что ищешь
в прибрежном песке,
помочь ли, что ищешь?"
А он зарядил мне словами в висок
так, будто под нами различный
песок:
- Да, нет - я на приисках неба,
где всякая помощь нелепа[?]
Не сразу поймёшь: дурака ли валял,
звезды отраженье рекой поверял,
а может быть, звёздами - реку?
Престранный старатель, но всё ж
не нахал:
раз помощь отверг и не ищет похвал,
не надо мешать человеку!
20 ЛЕТ НАВСТРЕЧУ
Н.Л.
Ждала меня женщина 20 лет,
будто Аполлон я или атлет -
исчезали страны, менялась власть,
ждала меня женщина - заждалась.
Отогнав охотников и ворон -
после двух родительских похорон -
ждала меня женщина - дождалась:
нежная жень-шеньщина, твоя
власть!
ВДОГОНКУ ЗА ЛЕТОМ
Алексею Зараховичу
Дай, кассирша, четыре билета -
если трое других не придут,
сам уеду на краешек лета -
видеть солнца бесхитростный труд.
Проводник, не сели мне случайных
заполнителей смысла в купе:
сам себе и стакан я, и чайник,
и учитель, как боли терпеть
и любить этот промельк
пространства,
чтоб и сердце стучало, как встарь -
как любил государь государство,
и как поп - свой алтарь!
Если троица та не отстала,
а скорей по пути меня ждёт -
я пойму: по свече в три накала
я умею читать этот код.
СТОРОЖ
Разве я сторож брату моему?
Ветхий Завет
Шагами вымокшую тьму
прошив по улочкам горбатым,
я вдруг пойму: я сторож брату,
я сторож брату моему,
который княжит надо мной,
каштанами давая плату,
мой первородный брат родной!..
Я запоздалый сторож брату:
он старше библий на Руси
и сам, как Библия живая,
где Днепр, как рана ножевая,
струится память оросить.
Я за него не умирал,
а он за нас горел и падал,
и тыщи душ своих терял,
и правды прах он в землю прятал.
Не потому ль росли холмы,
где нимбы фонарей в сиянье
нас допускают к покаянью,
пока, прохожий, живы мы?
Пятикнижие
Пятикнижие
ПРОЗА
Сергей Лукьяненко. Новый дозор . - М.: Астрель, 2012. - 380 с. - 120 000 экз.
Вот и дожили мы до "Нового дозора", который пришёл за "Последним" и ни в чём ему не уступил. Сюжет такой же захватывающий и, за исключением, как всегда, нескольких обидных прорех, более-менее сведённый воедино. Финал так же оставляет измучившегося от переживаний читателя в лёгком недоумении и с ощущением, что его как-то очень хитро надули. Размышления о сущностной неразличимости Света и Тьмы по-прежнему выступают полновесной и самой скучной частью книги. Появилось новое: назидательные рассуждения о язвах российского прошлого и настоящего, во-первых, участились, во-вторых, уже никак не могут быть выданы за мысли главного героя - это публицист Лукьяненко в чистом виде, хотя и прячущийся за интересом к теме "Патриотизм у Иных". Впрочем, писатель никуда не делся, поджидает рядом и объясняет нам, что герою ничего не грозит, пока автор от него не устал. А значит, мы, вероятно, ещё увидим, как Антон Городецкий из Высшего мага дорастает до Великого, - а там, глядишь, и следующее поколение подоспеет.