Зачем ты Господи молчишь
Но нет пусть дорожит догадкой
Любой кто говорит "люблю"
Где босоножки и скакалка
Там бедная моя считалка
Что не кончается однако
Пока с тобою говорю
* * *
А лето позднее, как долгий Карфаген,
Который всё же должен быть разрушен.
Он некрасивых мальчиков одел
В их длинную скучающую душу.
На остановке транспорта, где так
Порой бывает мило потоптаться, -
Какая мука! Свой покинуть сад
И вслед ему ранимо улыбаться.
Сосед по жизни с медленным лицом,
Ты помнишь эту песню без баяна?
Ещё в Эдеме пели мы её,
А нынче позабыли все куплеты.
Ещё трава таинственно росла,
Хотелось укусить высокий стебель,
И понял я тогда - до слёз - тебя,
И понял ты меня так безутешно.
И вот давай молиться и дышать,
Хоть нелегко на городском асфальте.
Полуразрушен Карфаген на карте,
А нам среди руин здесь ночевать.
Прости, прости, я знаю, я никто,
Бездельник глупый, петушок в конверте.
Но надо возлюбить до самой смерти
Людей кромешно злых - до одного.
* * *
Уголь горячих бессонниц
Горячих объятий
Для никого - в пустоту
В недостоинство речи
Нищенство слов сберегая пожухших
Шепча в невинность подушки
Полумонашье полудетское что-то
Краткую уязвимость
Поверяя тому кто сильнее
Боже мой вот и лето вот и лето
Окрик надтреснутый в полдень
Зовы пустынных оврагов
Пыль и песок в сандалиях пыль и полдень
И не знаешь зачем так трогает
эта фраза
Ящерка в синей тетрадке
Буковка в книжке для умных
Глупая буковка жалостная такая
Кануть бы в этот колодец
Ведёрком без звука
В тёмный колодец
На дне сиротливо мерцая
* * *
Вот и ты заболел
Катастрофою сердца,
Жалящим счастьем-бедою.
Вот и мужик заоконный
куда-то крестится,
На табуретке этого дня стоя,
Глядя на небо - место духовного водопоя.
ПЯТИКНИЖИЕ
ПЯТИКНИЖИЕ
Шарлотта Бронте.
Повести Ангрии. - М.: Астрель, 2012. - 476 с. - 3000 экз.
В 1836 году двадцатилетняя Шарлотта была учительницей в пансионе Роухед: к этой работе её обязывала забота о младших сёстрах. До написания знаменитого романа "Джен Эйр" оставалось десять лет, и безвестная молодая девушка, ещё совсем не писательница, чувствовала себя страшно одинокой среди своих не блещущих умом учениц, вдали от любимых, всё понимающих родных. Тогда и была написана боґльшая часть повестей о стране Ангрии, придуманной детьми Бронте и очень похожей на родной Йоркшир. Это ученические повести, ещё довольно вязкие и с неразвитым сюжетом, однако по ним очень хорошо видно, как учится создавать запоминающиеся образы будущий мастер. Быт и тонкости психологических отношений ангрийцев - это и зарисовки с натуры, что делала умная, наблюдательная дочь сельского священника, и её романтические фантазии (в ту пору Шарлотта с особенным увлечением читала Байрона). В книгу также вошли отрывки из роухедского дневника Шарлотты Бронте, из которых видно, с какой лёгкостью она перешагивала грань между вымыслом и реальностью.
Геннадий Хомутов.
Голодное эхо. - Калуга: Золотая аллея, 2012. - 112 с. - 500 экз.
Поэт из Оренбуржья Геннадий Хомутов умеет делать то, что очень трудно: не только описывать повседневность - но создавать её яркие, конкретные, врезающиеся в память и полные смысла образы. О послевоенном детстве, о том, как пошёл в школу в 1945-м поэт рассказывает так вдохновенно и значительно, что читатель оказывается вместе с ним в нетопленом деревенском классе и пишет самодельными чернилами в томах великих русских писателей, принесённых вместо тетрадок[?] Хомутов - знаток и наблюдатель, который очень любит землю; в стихах его грачи, муравейники и сурепка не как на беспристрастной фотографии, а как на пристрастной картине, ибо "Цветы называть ботанику / Не доверяй, поэт". Хомутов - поэт земной, но он живёт "на первом этаже неба" - это оттуда, из неба, такой берущий за душу полёт. А ещё он лишённый эгоцентризма учитель для многих молодых поэтов, и часть сборника составляют доброжелательные и умные рецензии на книги других авторов, в которых Хомутов всегда умеет разглядеть и поддержать индивидуальность.