Книги предоставлены магазинами "Фаланстер" и "Библио-Глобус"
Т. Ш.
По ту сторону яви
По ту сторону яви
КОЛЕСО ОБОЗРЕНИЯ
Глаза мертвецов: Антология ирландских рассказов о призраках. - Азбука-Классика, 2011. - 320 с. - 5000 экз .
Мистические произведения русских писателей . - Харьков, Белгород: Книжный клуб "Клуб семейного досуга", 2011. - Серия "Шедевры на все времена". - 384 с. - 23 000 экз.
Пути славян и кельтов, предки которых во времена индоевропейского единства жили бок о бок и понимали друг друга без перевода, разошлись слишком давно. О чём говорить, если сходные корни, скажем, в русском и ирландском языках под силу отыскать разве что филологам, да и то лишь тем, что специализируются по устаревшим диалектам! Но изначальное родство даёт о себе знать: кельтские орнаменты подчас удивительно схожи со славянскими, а в ирландской музыке, мода на которую пришла в нашу страну лет 15 назад, иногда слышится что-то настолько своё, что задумаешься: кто же у кого "позаимствовал" мелодию и ритм? Такие же сходные мотивы звучат в мистических повестях русских и ирландских авторов.
Передо мной лежат две книги. В одной собраны "Гробовщик" Пушкина, "Вий" и "Портрет" Гоголя, "Чёрный монах" Чехова, "Йом-Кипур" Короленко, рассказы о загадочном, принадлежащие перу Достоевского, Гаршина и Соллогуба. Авторы, чьи произведения составили второй сборник, большинству читателей, скорее всего, неизвестны - за исключением разве что Брэма Стокера, создателя "Дракулы". Вряд ли многие у нас знают ирландскую писательницу и революционерку Дороти Маккардл, или аристократа Джозефа Шеридана Ле Фаню, или фольклориста Дэвида Рассела Мак-Эннели. Оба сборника - русский и ирландский - объединяет то, что произведения, включённые в них, написаны в XIX - начале XX в. Время, когда пар и электричество рассеяли мистические туманы над Европой. Если в "Артикуле воинском" Петра I, составленном в начале XVIII века, значилось: "кто из служивых будет чернокнижник, ружья заговорщик и богохульный чародей, такового наказать шпицрутенами и заключением в оковы или сожжением", то спустя столетие "ружья заговорщик" вызвал бы насмешку. Западноевропейские правители один за другим упраздняли инквизицию. "Явь" и "Навь" разошлись окончательно.
Поэтому проявления "сущностей тонкого мира" в литературе этого периода зыбки и неуловимы. Было или не было? Стоит присмотреться - и мстительный призрак распадается на плети плюща и пятна лишайника, а буйный утопленник оказывается простыми клочьями пены, которым фантазия не слишком храброго путника придала очертания выходца с того света (Дж. Ш. Ле Фаню, "Алтер де Лейси"). А приход мёртвых гостей на новоселье на поверку оказывается пьяным бредом, последствиями неумеренных возлияний, как случилось с пушкинским гробовщиком. Нашествие нежити, подобное тому, что описано Гоголем в "Вие", неслучайно отнесено автором в баснословное украинское Средневековье: в то время - "да, были всякие чудеса". Но не в просвещённый XIX век.
Потустороннее отчётливо видят лишь те, кто сам пребывает на грани жизни, смерти и помешательства. Постепенно сходящий с ума философ Коврин ведёт возвышенные разговоры с призраком древнего монаха (А.П. Чехов, "Чёрный монах"). Третьеразрядный писака, от пьянства и безысходности медленно, но верно теряющий рассудок, подслушивает беседы мертвецов на кладбище (Ф.М. Достоевский, "Бобок"). Умирающий от нервного истощения больной, запертый в психической лечебнице, видит себя "в каком-то волшебном, заколдованном круге": будто бы окружающие его сумасшедшие - на самом деле люди, собравшиеся во имя "уничтожения зла на земле", и воплощением этого зла представляется ему красный цветок, расцветающий в больничном саду (В.М. Гаршин, "Красный цветок").