- Здоровье господ писателей!
Лощёный медленно выпил чашку до дна.
"Как же его зовут?" - подумал я, делая глоток.
Бальзам действительно был отменный. Защипало в горле, одеревенел язык, в нос шибанул запах луговых трав, приятно закружилась голова.
- Хорош? - заглянул мне в лицо Лощёный.
"Да у него разные глаза!" - изумился я.
- Это зависит от освещения, - сказал Лощёный. - Но не будем отвлекаться. Итак, о чём вы пишете, господа? Вот вы, например?
Лощёный повернулся к Григорию.
- Обо всём, - сказал Гриша.
И он абсолютно не врал. Григорий действительно писал обо всём. Он был уникум в полном смысле этого слова. Во-первых, Гриша запоминал всё, о чём читал. Во-вторых, прочитывал он в среднем две книги в день. И если ты в разговоре упоминал, например, китайскую династию Хань, Мин или Цинь, Гриша называл годы правления императоров из этой династии и причины, из-за которых она погибла. Так же легко он рассуждал о разрушении Иерусалима, походах викингов, стволовых клетках и мормонских сектах. К последним он проявлял особый интерес. По его мнению, наступала эра мормонского владычества на земле.
- Из-за многожёнства? - спросил я, когда Гриша рассказал мне об этом.
- В том числе, - кивнул он.
Лощёный, однако, об уникальности Гриши ничего не знал.
- Писать обо всём, - усмехнулся он, - значит, писать ни о чём.
- Поэтому, наверное, меня и читают, - пожал плечами Гриша. - У меня больше двадцати книг.
- И все они будут востребованы потомками?
- Об этом, к сожалению, никого не спросишь, - засмеялся Алексей.
Его чашка давно была пуста, и он не возражал бы, если бы её снова наполнили.
- Налей, - разрешил Лощёный.
Белобрысый разлил по чашкам бальзам.
"Кто же они такие? - подумал я. - На писателей не похожи. Тогда почему припёрлись в Дом литератора?"
- А мы и в прошлый раз были неподалёку отсюда, - усмехнулся Лощёный. - Во всяком случае, так написал один из ваших. Как называется это место?
- Патриаршие пруды, - пробурчал верзила.
- Да, пруды, трамвай, подсолнечное масло и прочая ерунда, - поморщился, оглядываясь по сторонам, Лощёный. - Однако мы отвлеклись. Смею вас заверить, Григорий, ни одна из ваших книг интереса у потомков не вызовет.
В принципе он сказал то же самое, что и пьяный Машкута, но Гриша не обиделся. Привык, наверное.
- А моя? - вскинулся Алексей.
Его кофейная чашка опять была пуста.
- Дайте ему стакан, - распорядился Лощёный. - С вами, дорогой, дела обстоят несколько сложнее. У вас сколько книг?
- Четыре прозаических, - стал загибать пальцы Алексей, - две поэтических и две критических. Всего восемь.
Пока он считал свои книги, верзила принёс стакан. А может, он никуда и не ходил, взял стакан прямо из воздуха.
- Ничего из этого не останется, - пренебрежительно махнул рукой Лощёный, - а вот вашу диссертацию по творчеству Фиша один раз прочитают.
- Когда? - разинул рот Алексей.
- Через пятьдесят восемь лет.
- Почему её прочитают только один раз? - заносчиво спросил критик.
- Фиш очень слабый писатель, - хмыкнул Лощёный. - И вы это знаете не хуже меня. Но даже слабые писатели иногда вызывают интерес. Вот и вашим немцем заинтересуются в этом[?]
Лощёный заглянул в записную книжечку, которая появилась в его руках, как и стакан, неизвестно откуда.
- В Юго-Восточном штате, - прочитал он и закрыл книжечку.
- Это что же, наша земля будет поделена на штаты? - удивился Григорий. - Как Америка?
- Увы, - постучал пальцем по книжечке Лощёный. - Тринадцать штатов. Исходя, так сказать, из законов целесообразности.
"Интересно, а обо мне в этой книжечке написано?" - подумал я.
- Здесь написано обо всех, кто этого заслуживает, - повернулся ко мне Лощёный.
Я увидел, что глаза у него опять стали разными: один чёрный, второй зелёный.
- А кто у вас вместо кота? - неожиданно для себя спросил я. - Того, что в трамвае ездил?
- Кот остался дома, - ответил Лощёный. - С животными сейчас путешествовать сложно.