Посмертно стихи Белозёрова опубликованы в журналах "Дети Ра", "Зинзивер", "Сибирские огни", "День и ночь", альманахах "Иркутское время", "Тула", антологии военной поэзии "Ты припомни, Россия, как всё это было". Хочется, чтобы и читатели "Литературной газеты" открыли для себя этого замечательного поэта.
Андрей Коровин
Сергей БЕЛОЗЁРОВ
(1948-2002)
* * *
Белозёров Сергей Алексеевич,
тридцати с незначительным лет,
терпеливо пытался отсеивать
сор от хлеба и счастье от бед.
Сито билось, как сердце, порывисто,
он не первый надеялся год,
что на донышке по справедливости
золотая крупица блеснёт.
Ну а жизнь - без старанья
излишнего -
убеждала его: через сеть
не пройти её тяжким булыжникам,
да и лебедю не пролететь.
Он не верил, шатаясь от голода,
он стоял на своём, как всегда,
и сжимал в кулаке своё золото,
а когда разожмёт - пустота[?]
Он с долгами никак
не расплатится,
он скитается по городам,
только сито дырявое катится
по пятам, по пятам, по пятам[?]
* * *
Бесплатное образование -
тем, у которых нет призвания.
А мы последнее потратили
на книжки, сборнички стихов,
чтоб к нам пришли
преподаватели -
Самойлов, Слуцкий, Смеляков.
Как славы нам и как добра желать,
мы изучали по ночам,
потом пришлось ещё доплачивать,
но так, судьбой, по мелочам.
Заплатишь - и не надо мучиться,
и весело держись за гуж
уроков музыки и мужества,
они рифмуются к тому ж.
СИНИЙ ПЛАТОЧЕК
Я в пять лет понимал, что мужчине
бояться нельзя, некрасиво,
а как крикнут: "Немец идёт!" -
кидался в лопухи, а то и в крапиву,
после, услышав товарищей смех, -
резкий, злой и недетский, -
цыпки чесал, глаза отводил, объяснял:
"Я партижан. Шоветский[?]"
Все мои кореша-отчаюги
матерились и даже курили,
все рахитики: ноги - бублик,
лопатки - цыплячьи крылья,
все без кальция, без витаминов -
печи дома пообколупали и глину поели,
но с избытком в крови того,
как их фрицем пугали ещё в колыбели.
Возвращаюсь - а к маме моей
собрались на посиделки
молодые вдовицы и перестарые девки
и орут, кто с надрывом,
а кто дурачась,
песню, которую я как услышу,
так к тётке на печку прячусь:
"Синий сопливый платочек
Ганс мне принёс постирать,
а за работу -
кусочек броту
и котелок полизать[?]"
Всё казалось, что вот войдёт:
рукастый, в сизой щетине,
сапожищами громыхая, -
за платочком своим, за синим[?]
* * *
И в дверь мою стучат с рассвета,
и в окна дождь стучит-сечёт[?]
К чему стучать? Душа поэта
закрыта на переучёт.
Перебирая виновато
на счётах лет костяшки дней,
она ведёт подсчёт растраты,
невольно совершённой в ней.
Ей у разбитого корыта
опять, опять всю ночь
считать,
всплакнуть, потом чуть-чуть
поспать,
вздохнуть и выставить опять
табличку с надписью "Открыто"
и с просьбой ноги вытирать.
СЛОВАРЬ ДАЛЕЙ
Трогай!
Зима, Перевоз, Кимильтей,
Харик, Тулун, Кундулун и Азей,
Тулюшка, Шуба, Курят, Мингатуй,
Нюра, Тайшет, Камышет и Хингуй,
Худоеланская, Котик, Уда,
Ук, Нижнеудинск, Утай,
Шеберта[?]
Я не доеду к тебе никогда!
Станции стали, коптя и трубя.
Это - на первых трёхстах
километрах
От погребения в рудах и недрах
Четверо суток ещё до тебя.
Ты, разбираясь с последним
письмом,
Далей словарь почитай
перед сном.
Может, поймешь[?]
Непонятно? Беда ли[?]
Тьма и метель.
И словарь моих далей
жестью названий гремит за окном.
* * *
Слышишь, не забывай меня,
счастье неназываемое,
рыжая полонянка
рощиц яснополянских!
Крикни мне из столиц твоих:
помнится ли и длится ль
нежность ослепших листьев,