трогавших наши лица?
Перешепчи по почте
почерком удивлённым:
что тебе этой ночью
шепчет звезда над клёном?
Снова я с этим, с этим,
с этим, что отболело,
точно полоска под сердцем,
мертвенно побелело.
Светом былых галактик
светит былое чудо[?]
Запахивая халатик,
резко звякнув посудой,
ты обернись - не зовут ли? -
к окнам своим замёрзшим,
словно от боли смутной
ясный свой лоб наморщив.
Где-то в большой державе,
нас разделившей стольким,
звёзды мой лоб прижали
к чёрным морозным стёклам.
Чтоб и теперь делиться
радостью и бедою
белых незрячих листьев,
тающих под ладонью[?]
Тише, милая, тише:
туфельки спят в прихожей,
спит за стеной сынишка,
не на меня похожий.
Спит и твой муж, уставши,
ты же его разбудишь[?]
Не забывай меня, даже
если меня забудешь.
(обратно)Душой повелевает ад
ВПЕРВЫЕ В "ЛГ"
Ия СОТНИКОВА
Выпускница Литературного института, автор четырёх поэтических сборников. Первой книжке - "Кержацкая лодка", выпущенной в 19 лет, предпослано напутственное слово Сергея Наровчатова. Живёт в Невьянске Свердловской области, последние 25 лет работает библиотекарем в школе.
* * *
Среди ветвей запел отшельник
полунощный,
Ему возврата нет - поёт
до забытья.
Хлад тонкий подступил? Иль ужас
позвоночный:
Иного зрелища, иного бытия.
Что сладкопевцу жизнь! Весь мир
во мраке тонет[?]
И, время путая, и рифмы, и слова,
Влюблённая душа гремит, звенит
и стонет
И медлит в предвкушеньи
торжества.
Ей слёзы - дивный хлеб,
ей камень в изголовье -
Нежнее, чем плеча родного плоть.
Безумствует Давид,
охваченный любовью:
"Что мне Твой ад и рай?
Ты весь во мне, Господь!"
МАМЕ
Матушка-почва, сырая земля,
Нету страшнее и проще[?]
Ты упокоилась, мама моя,
В этой берёзовой роще -
Между крестов, обелисков и трав,
Ревностным, любящим сердцем,
Без притязаний на ласковый нрав
Благостных единоверцев.
Я не предвижу среди тишины,
Лёгкого веянья мая,
Для непомерной твоей глубины
Новой тревоги, родная[?]
Первые, чистые сны бытия
В мире ином - нерушимы.
Ты исповедала, мама моя,
Этот завет негрешимо.
Милая! Столько народу вокруг,
Родственник в ряд упокоен,
Внука твоёго несчастливый друг,
Рядом - оратай и воин.
Но простираюсь в дочерней борьбе
Сквозь накатившие слёзы,
Думая, что я молюсь о тебе[?]
И отвечают - берёзы,
Что над кладбищем шумят
и шумят
Нежно, свободно, упрямо
Средь превышающих силы утрат,
Милая, добрая мама[?]
МИЛОМУ ДОМУ
Друже, прости, -
ничего не попишешь, -
Кланяюсь отчей земле,
Ныне прощаюсь
с родимою крышей,
Где мои годы прошли.
Тёплые стены, надёжная кровля,
Первый смиренный этаж[?]
Чем я воздам? - лишь тоской
и любовью,
Друже преискренний наш!
В веке промозглом сырая
квартирка -
Чем не уютнейший рай?!
Дом обжитой, дорогая бутырка,
Друже бесценный, прощай.
Всем твоим тополям
в серых шинелях
Жухнущих в августе крон,
Сору двора и детсадовским елям
Честный отвешу поклон.
Сын здесь родился и внук, и отсюда
Вынесли мать и отца[?]
Вещи и мебель, и даже посуду
Помнить хочу до конца.
Помнить часы тишины и неволи
И вдохновенную песнь
Неизречённых моих богомолий
Иль обречённых - Бог весть[?]
Весь ты из вздоха и весь ты -
из пуха
Не усыпляемых вежд.
Весь ты - из дивного нежного духа
Лёгких и зыбких надежд!
* * *
Вадиму Дулепову
Душой повелевает лад,
храним пророками, царями:
Давидов покаянный кант
смирял Саула беснованье.
Одна гармония, игра
дух исцеляет прокажённый[?]
О, как глубоки обертоны
голосового серебра! -
стихов твоих, где говоришь,
столь потаённо, безымянно,
и паузой - кровоточишь,
незаживающая рана, -
несокрушённого ребра
Христова, грань Его страданья[?]
И поступь лёгкая пера -
горчайшее иносказанье.
Смущён безумностью людской -
вслед отроку, отроковице -
и отуманилась тоской
сиреневая роговица.
А я - адамова ребра,
и только грань твоей свободы, -