- Нет, я не был с ними лично знаком. Понимаете, никто из деревенщиков не уехал. Но разве им легче жилось?! А если бы кто-то из деревенщиков и оказался на Западе, он бы там не прижился, погиб. Это совсем другой сорт литературы, возросший на нашей почве. Просто мы как жизнь свою недооценили во времена наши, так и литературу. Всё думали, что "там", за границей, пишут лучше. Нет! Наша литература глубже, душевней. Страдания вообще помогают человеку, а литературе тем более. Цензура как раз и способствовала тому, чтобы человек о чём-то сложном писал глубже, серьёзней. Те, кто жаждал свободы, они, оказывается, о лагерях хотели писать и про Сталина. И когда свобода пришла, никакой новой чудесной литературы не явилось. Её не оказалось просто-напросто. Свобода как раз раскрыла, что мы безбожники, что у нас вдохновения великого нет, поэтому ничего и не появилось. А вот литература, созданная в советское время, с 20-х годов до последних времён, много хороших книг оставила! И когда Виктор Астафьев во времена свободы написал "Прокляты и убиты", это оказалось худшим, что было написано о войне. (Хотя аттестуется критиками эта книга совсем иначе.) Оказывается, свобода нужна была, чтобы писать гадости.
В литературе всё меньше и меньше того, о чём писал Пушкин: Тьмы низких истин нам дороже / Нас возвышающий обман. Все почему-то хотят исправить жизнь. Что за мания величия! Из-за этого прикладного старания мы в литературе не обозрели, не описали всю полноту жизни. Любого времени - довоенного, послевоенного. Изумительную полноту жизни. Многие произведения будто в какой-то колее находятся, они изначально помещены в прокрустово ложе тенденции, идеологии. А про молодость никто не написал так, как надо написать! Про своё счастливое время. Нет, обязательно начинается ковыряние действительности, бичевание пороков, выведение недостатков. А у большинства из моего поколения такое счастливое время было - 50-е, 60-е, 70-е годы!.. Особенно тут, в Москве. Это же изумительная жизнь - в молодости! Любовь, гулянье, праздность, даже легковесность. Но про Москву никто ничего не написал, про последнее уходящее старинное время московское, про настоящих москвичей, дородных таких, про петербуржцев, их тип. Нагибин, Трифонов писали, будто вели репортаж из Центрального Дома литераторов. Даже я, приезжавший сюда, и то что-то написал - роман "Когда же мы встретимся?". Он о том, как провинциалы оказались в Москве, которая для них была чудом, неизвестной землёй, где все были выше их. Им так казалось.
Здесь и, правда, было много чудесного. Я вспоминаю, как увидел Николая Охлопкова в кафе "Прага" в начале Арбата. А у себя дома в Сибири я смотрел кино, где его герой переводит Ульянова-Ленина через границу. Мой друг Юрка Назаров, ныне народный артист, а тогда молодой актёр, водил меня в Театр Маяковского, где Охлопков репетировал постановку "Гамлета"[?] Или в Петербурге я в 1966 году увидел старую даму, и было такое ощущение, что она с Бестужевских курсов - столько в её поведении было достоинства, выдержки. Я Глебу Горышину говорю: напиши то, что писал Фёдор Абрамов о деревенских, - "Трава-мурава". То же самое надо было собрать и о Петербурге. Ничего этого нет в литературе.
- Вы редактируете журнал "Родная Кубань", многие страницы которого обращены в прошлое, к исторической памяти русских людей[?]
- Да, и жаль, что Год истории, объявленный президентом России, проходит дежурно. Общество живёт как обычно. А в Год истории можно было бы ещё раз поклониться летописцам кубанской вековой жизни, издать их труды, биографии, напечатать настенные портреты[?] Нужно было поддержать краеведов, особенно сельских, редко отмечаемых званиями, наградами, помощью. Можно было ожидать особого государственного внимания к сохранению исторического наследия, правительственных решений о судьбе музеев и старинных усадеб, выделения особой роли архивариусов, краеведов, историков. Но ничего этого не произошло. Не изменилось ни телевидение, ни печать, ни жизнь. Сейчас все заповеди человечества - на рынке. И это очень грустно. Неужели всё это происходит с нами, с русскими людьми, на нашей земле?
Беседу вела Лидия СЫЧЁВА
Навязанные «классики»
Навязанные «классики»
Не могу молчать!
Скандальный Федеральный (яркий пример содержательной рифмы) стандарт для старшей школы начинает приносить первые плоды (Русский язык и литература. Примерные программы среднего (полного) общего образования / Под общей редакцией академика РАО М.В. Рыжакова. - М.: Вентана-граф, 2013). Точнее, цветочки. Но стоит ли дожидаться ягодок, дабы узнать - что за чудо-растение перед нами?