Савелий Лютый сам "не понимал, есть он или нет", и вся его реальность переместилась в мечты, где он проживал "по девять жизней на дню". Причём не замыкался только лишь на себе, оценивал и окружающее: города, которые воспринимал скоплением живых мертвецов с душами тёмными, как "в могиле". Задавался он и вопросом, который типичен, к примеру, для творчества Романа Сенчина: "В какой момент человек умирает, продолжая жить через силу? Что убивает его: работа, женитьба, дети?" Или причиной всему - размеренная жизнь в маленьком городе, в котором человек застывает, "как муха в янтаре"?
Вот именно это человеческое недоразумение совершенно случайным образом, будто в "русской рулетке", избавляет город от Могилы - местного Вельзевула, перед которым все трепетали. Через это случайное убийство главного авторитета Лютого будто насильно вытащили из-за его привычного шкафа и выставили на всеобщее обозрение, от которого пришлось пуститься в бега, прятаться, как и от бандитской мести.
После убийства Могилы, которое было равносильно раскольниковской дилемме про дрожащую тварь и право, с Лютым произошла метаморфоза: он на какое-то время в людской молве превратился в народного мстителя. Дальше от его руки пал нечистый на руку начальник местной полиции, похотливый депутат и мэр, умерший с перепугу естественной смертью, после того как Лютый пальнул в его сторону пару раз. Если первая насмешка коварной судьбы - фамилия героя, то теперь она превращает его в маленького Рэмбо, бегающего от погони по окрестным лесам. Бегать пришлось особенно резво, когда за голову "народного мстителя" объявили награду и город опустел: жители кинулись на сулящую выгоды охоту. Только в тайге Лютый нашёл людей с добрыми сердцами - саамов, пасущих скот и не имеющих с цивилизацией ничего общего.
Но эта минута славы - или настоящей жизни - быстро истекла песком. Потом, когда Лютый вернулся в город, у него украли вовсе не шинель, как у Акакия Акакиевича, а жизнь, и она, настоящая, стала казаться лишь "фильмом, увиденным на экране". Вновь быль и небыль стали неразличимы. Все смерти, приключившиеся при участии Лютого, списали на директора фабрики, который стал плести интриги против своего влиятельного покровителя, за что и поплатился. Стало всё как прежде. Приправленный местными реалиями ремейк фильма а-ля "Рэмбо" сменила "настоящая жизнь, скучная, серая, как мусорная свалка". На очень недолгое время Лютый был болен жизнью, болен "самим собой". Но этот путь к самому себе так остался у него прерванным. Его место - в касте, где он должен чётко знать свой шесток.
После некоторых потрясений город снова заволокло тиной, и новый начальник полиции походит на предыдущего. Так же и с мэром, который стал практически полной копией прежнего. В финале Лютый вновь стал фантазийно проживать свою-чужую жизнь, а потом и вовсе растворился в ночной пустоте.
Беспросветный тупик, пустота, тёмная яма "без божества, без вдохновенья" - таковы эмоции по прочтении достаточно талантливой книги Александровой-Зориной. Приходилось не раз писать, что современная литература апокалиптична. В ней - ожидание грозы, бури, предчувствие катаклизмов. Она вовсе не кликушествует, но предостерегает, а также с истовой жадностью пытается вобрать в себя все хвори общества, чтобы, пропустив через свои фильтры, хоть немного его излечить, подправить его иммунитет. Если Гоголь в своё время говорил об ответственности за сказанное слово, которое может воспроизвести чудища в реальности, то теперь книга берёт на себя боли и горести окружающего мира, наших новых реалий и запаковывает их под обложкой, чтобы они вновь не актуализировались в реальности? Вопрос. Иначе для чего?
Оставь надежду всяк сюда входящий? Разве может литература быть бессветной? Лишать надежды, говорить о призрачности всех шансов. Не верить в человека, забыть про Бога, в конце концов? И бесконечно твердить вслед за Савелием Лютым его декадентское заклинание: "маленький человек в маленьком городе", застывая мухой в янтаре[?]
То есть получается, что выход всего лишь один - слепой фатальный бунт? Попытаться сковырнуть реальность, вывернуть её наизнанку и вывести на первый план человека, совершающего поступки, волевого, избавляющего других от несчастья жить? Убивать, крушить столпы мира мертвецов ради рождения себя и мира настоящего, пульсирующего жизнью? Разрушить город-тюрьму? А если она в голове сидит - препарировать её ударом о стену? Такие вполне закономерные вопросы возникают после прочтения практически беспросветно тёмного, как обложка самой книги, романа. Конечно, их тоже следует поднимать, но и как-то пытаться разрешать. Иначе ставить будет жизнь и разрешать по-своему.