Не надо думать, что извозчики не понимали, кого, куда и зачем привезли. Понимали они всё и так же, полагаю, как Константин Карлович, в душе переживали за конечный результат поездки. Понимали, так как знали, что дело нечистое (в России дуэли были запрещены - все её участники предавались суду). По причине того что они были лицами, малопричастными к делу, их имена сознательно остались безвестными.
Итак, Пушкин и Дантес с секундантами, каждый в своих парных санях, к Комендантской даче подъехали почти одновременно, в половине пятого (Дантес чуть раньше). Все вышли из саней. Окрест было уныло: ни строений, ни растительности - одни поля да редкие покосившиеся заборы, занесённые снегом. Секунданты отправились на поиски удобного места для поединка. Через некоторое время Пушкин в медвежьей шубе до пят и Дантес на неком расстоянии друг от друга, иначе и быть не могло, обдумывая грядущие минуты, прошли по Коломяжской дороге более 315 метров. Данзас и д"Аршиак увидели справа лощину и, утопая в снегу по колено, направились к ней. Из несложных расчётов плана Исакова это расстояние равно 75 саженям (160 метров). Всего они прошли 476 метров, то есть почти с полверсты (верста - 1067 метра).
Секунданты вытоптали тропинку шириной в аршин (0,71 метра) и длиной в 20 шагов. Им помогал Дантес. Пушкин сидел на сугробе и ждал, когда всё будет готово. Шинелями отметили барьеры, между ними было 10 шагов (зимой это около восьми метров). Расставили дуэлянтов, зарядили пистолеты. После этого Данзас, подняв шляпу, дал команду противникам сходиться... Место дуэли никого не волновало - оно было выбрано второпях, чтобы поскорее укрыться от ветра. Главное - поединок.
Ясно и другое. Выстрелы прозвучали, когда солнце уже скрылось за горизонтом, после чего в течение считаных минут очень быстро вечерние сумерки переходили в темноту. Астрономическая обсерватория Петербурга на запрос о заходе солнца в тот день 1837 года сообщила: "Заход солнца - 16.59".
День был ясным, солнечным. Значит, последние отблески только что зашедшего солнца могли отсвечиваться на снегу. Это обстоятельство на несколько мгновений продлило короткий световой день, предоставив противникам возможность сделать по одному прицельному выстрелу. Думаю, что при их безрезультативности и подготовке к повторным последние могли быть не произведены вообще или были бы сделаны в наступившей темноте. Тогда исход дуэли мог быть иным. По самым скромным подсчётам на всё ушло свыше сорока минут. Когда прозвучал выстрел Дантеса и ответный Пушкина, было уже десять-двадцать минут шестого. День перешёл в густые сумерки.
Убедившись в бесполезности продолжения дуэли, Данзас "с д"Аршиаком подозвали извощиков... разобрали находившийся там из тонких жердей забор, который мешал саням подъехать к тому месту, где лежал раненый Пушкин. Общими силами усадив его бережно в сани", медленно тронулись в обратный путь. Со слов д"Аршиака Пушкин был "в санях, сильно потрясаем во время переездки более половины версты, по самой дурной дороге". Опять те же самые полверсты.
У Комендантской дачи "нашли карету, присланную... Геккереном, отцом. Дантес и д"Аршиак предложили Данзасу отвезти в ней раненого поэта". Он принял предложение, но отказался от другого, "сделанного... Дантесом, - скрыть участие его в дуэли. Не сказав, что карета барона Геккерена, Данзас посадил в неё Пушкина, сев с ним рядом".
Когда карета подъехала к дому на Мойке, нелёгкая доля досталась Данзасу - первому подняться и сказать жене о ранении мужа. Сказал, что оно лёгкое, - он очень на это надеялся. Не ушёл из этого дома и пробыл неотлучно с Пушкиным до последнего его вздоха. Намеревался проводить гроб до Святых гор, но должен был предстать перед судом. Перед судом своей совести К.К. Данзас оставался всю жизнь. На протяжении тридцати трёх лет нёс тяжелейший, ни с чем несравнимый крест! Не мог не понимать, что с момента выстрела Дантеса перед Историей в ответе он был один.