В это же время аналогичные поиски проводил профессор Александровского лицея В.В. Никольский. Владимир Васильевич разыскал сторожа дачи, "жившего там лет тридцать, но тот ничего не слыхал о происходившей здесь дуэли" (Голос. СПб., 1880, № 138). Старик был удивлён тем, что профессор ищет место поединка Пушкина, "сочинения которого он знает и даже имеет у себя дома". Обещал "сделать всё, что можно, для отыскания этого места, но ничего не узнал". Вопросы были не только к сторожу - ко всем, кто жил поблизости, - "все отказывались полным неведением".
Было известно, что крепостной помещика Шишмарёва Иван Ильин помнил место и обстоятельства дуэли, так как в своё время сопровождал на место дуэли следственную комиссию. Разыскать его не удалось.
Исаков не отчаивался. Надо было найти единственного оставшегося в России участника той дуэли, бывшего секунданта поэта К.К. Данзаса. С ним он знаком не был. Осенью 1858 года обратился к его двоюродному брату Александру Логиновичу Данзасу, генералу от инфантерии, с просьбой познакомить его с Константином Карловичем. Знакомство состоялось неожиданно быстро. Исаков попросил указать ему место дуэли. Тот охотно согласился и назначил день поездки - 16 ноября. Вот как он её описывал (Голос. СПб., 1880, № 155): "...переехавши мост у Ланского шоссе, повернули налево, по набережной, и потом направо, на дорогу в Коломяги. По левую сторону остались строения Комендантской дачи, по правую - тянулся глухой забор огорода. Проехавши этот длинный забор, мы остановились. За этим забором в 1837 году начинался кустарник и потом лес, который продолжался параллельно во всю длину ланской дороги. В недальнем расстоянии от забора он указал мне место, где происходила дуэль. В наш приезд, в 1858 году, кустарника этого мы уже не нашли: он вырублен... оставалось только около канавок несколько молодого березняка. Следовательно, срисовать было нечего".
Через некоторое время Исаков вновь посетил место дуэли и указал: "... от чернореченского пешеходного моста, по Коломяжской дороге, на протяжении 148 сажен (сажень - 2,1336 метра), по правой стороне огороды Мякишева (по левой - Комендантская дача), от огородов Мякишева, где кончается забор, нужно отмерить 75 сажен далее по той же Коломяжской дороге до второй от забора канавы, идущей вправо от дороги (всего до этого пункта от Чёрной речки 223 сажени); потом, свернув с дороги вправо по второй канаве, на которой стоят три берёзы, и, отмерив от дороги ровно 38 сажен, что придётся как раз до третьей берёзы, около которой вправо есть лощина в 25 метров длины и ширины. На этой-то лощине, не представляющей никаких признаков лесной растительности, и был, по указанию секунданта Пушкина, смертельно ранен дорогой и незабвенный наш поэт. Теперь близ этой лощины, по лугам, пасутся лошади, принадлежащие кумысному заведению".
Я полностью привёл единственную известную характеристику места поединка с количественной его оценкой, что позволяет с высокой степенью точности определить истинное место трагедии.
Прошло пять лет. Из беседы с тем же Данзасом литератор А.Н. Аммосов записал ("Последние дни жизни и кончины Александра Сергеевича Пушкина". - СПб., 1863): "Данзас вышел из саней и, сговорившись с д"Аршиаком, отправился с ним отыскивать удобное для дуэли место. Они нашли такое саженьях в полутораста от Комендантской дачи, более крупный и густой кустарник окружал здесь площадку и мог скрывать от глаз оставленных на дороге извозчиков то, что на ней происходило. Избрав это место, они утоптали ногами снег на том пространстве, которое нужно было для поединка..." Слова Данзаса: "Саженьях в полутораста от Комендантской дачи" соответствуют плану местности Исакова - расстоянию от дачи до окончания глухого забора, однако он не указал, сколько надо было ещё пройти до выбранного места.
Не надо думать, что извозчики не понимали, кого, куда и зачем привезли. Понимали они всё и так же, полагаю, как Константин Карлович, в душе переживали за конечный результат поездки. Понимали, так как знали, что дело нечистое (в России дуэли были запрещены - все её участники предавались суду). По причине того что они были лицами, малопричастными к делу, их имена сознательно остались безвестными.
Итак, Пушкин и Дантес с секундантами, каждый в своих парных санях, к Комендантской даче подъехали почти одновременно, в половине пятого (Дантес чуть раньше). Все вышли из саней. Окрест было уныло: ни строений, ни растительности - одни поля да редкие покосившиеся заборы, занесённые снегом. Секунданты отправились на поиски удобного места для поединка. Через некоторое время Пушкин в медвежьей шубе до пят и Дантес на неком расстоянии друг от друга, иначе и быть не могло, обдумывая грядущие минуты, прошли по Коломяжской дороге более 315 метров. Данзас и д"Аршиак увидели справа лощину и, утопая в снегу по колено, направились к ней. Из несложных расчётов плана Исакова это расстояние равно 75 саженям (160 метров). Всего они прошли 476 метров, то есть почти с полверсты (верста - 1067 метра).
Секунданты вытоптали тропинку шириной в аршин (0,71 метра) и длиной в 20 шагов. Им помогал Дантес. Пушкин сидел на сугробе и ждал, когда всё будет готово. Шинелями отметили барьеры, между ними было 10 шагов (зимой это около восьми метров). Расставили дуэлянтов, зарядили пистолеты. После этого Данзас, подняв шляпу, дал команду противникам сходиться... Место дуэли никого не волновало - оно было выбрано второпях, чтобы поскорее укрыться от ветра. Главное - поединок.
Ясно и другое. Выстрелы прозвучали, когда солнце уже скрылось за горизонтом, после чего в течение считаных минут очень быстро вечерние сумерки переходили в темноту. Астрономическая обсерватория Петербурга на запрос о заходе солнца в тот день 1837 года сообщила: "Заход солнца - 16.59".
День был ясным, солнечным. Значит, последние отблески только что зашедшего солнца могли отсвечиваться на снегу. Это обстоятельство на несколько мгновений продлило короткий световой день, предоставив противникам возможность сделать по одному прицельному выстрелу. Думаю, что при их безрезультативности и подготовке к повторным последние могли быть не произведены вообще или были бы сделаны в наступившей темноте. Тогда исход дуэли мог быть иным. По самым скромным подсчётам на всё ушло свыше сорока минут. Когда прозвучал выстрел Дантеса и ответный Пушкина, было уже десять-двадцать минут шестого. День перешёл в густые сумерки.
Убедившись в бесполезности продолжения дуэли, Данзас "с д"Аршиаком подозвали извощиков... разобрали находившийся там из тонких жердей забор, который мешал саням подъехать к тому месту, где лежал раненый Пушкин. Общими силами усадив его бережно в сани", медленно тронулись в обратный путь. Со слов д"Аршиака Пушкин был "в санях, сильно потрясаем во время переездки более половины версты, по самой дурной дороге". Опять те же самые полверсты.
У Комендантской дачи "нашли карету, присланную... Геккереном, отцом. Дантес и д"Аршиак предложили Данзасу отвезти в ней раненого поэта". Он принял предложение, но отказался от другого, "сделанного... Дантесом, - скрыть участие его в дуэли. Не сказав, что карета барона Геккерена, Данзас посадил в неё Пушкина, сев с ним рядом".
Когда карета подъехала к дому на Мойке, нелёгкая доля досталась Данзасу - первому подняться и сказать жене о ранении мужа. Сказал, что оно лёгкое, - он очень на это надеялся. Не ушёл из этого дома и пробыл неотлучно с Пушкиным до последнего его вздоха. Намеревался проводить гроб до Святых гор, но должен был предстать перед судом. Перед судом своей совести К.К. Данзас оставался всю жизнь. На протяжении тридцати трёх лет нёс тяжелейший, ни с чем несравнимый крест! Не мог не понимать, что с момента выстрела Дантеса перед Историей в ответе он был один.