Нет, не сказать чтобы это было очень свежо и сильно. А почему вдруг профессор из Дома на набережной, композитор, чья музыка постоянно звучит в советском кино, стал отъявленным антисоветчиком, убивающимся из-за несвободы? Оказывается, во время войны отец профессора служил капитаном и допрашивал военнопленных. Однажды к ним доставили немецкого офицера, который заплутал в лесу и сдался в плен. Весьма кстати в эту часть приехал Берия. "Что-то ты слишком добрый, это подозрительно, - сказал капитану Берия (да-да, так и сказал, это почти прямая цитата). - Пойди обмани этого офицера, а когда он признается, что разведчик, убей его". Ну, и капитан сделал всё, как ему велели. А потом сделал карьеру в партии. А потом его стала мучить совесть, он ослеп и умер. И его сын вырос антисоветчиком, который даже на башни Кремля не может смотреть без озлобления. Эта история рассказывается как драма, а звучит, увы, как фарс. Человек, который ненавидит советскую власть, но сохраняет подаренные ею номенклатурные блага, человек, который презирает советский кинематограф, но не гнушается брать его деньги, - это, конечно, вполне распространённый тип, мы их видали. Вот только это не тот тип, которому сочувствуешь, когда он произносит речь про бесчеловечную Россию.
И почему было Марине Королёвой не написать фарс? У неё бы неплохо получилось, стоило убрать огонь пафоса и добавить щепотку самоиронии. От фарса не требуется ни лирического дрожания строк, ни страстных монологов, ни фактурных художественных подробностей - ничего того, что Королёва писать не умеет. Фарсу простится и то, что книга начинается сценой свидания Его и Её после долгой разлуки, а заканчивается тем, что свидание так и не состоялось. От фарса требуется лишь стойкое ощущение нелепости происходящего. И оно в "Верещагине" есть. Что ж так серьёзно написано-то? Хотелось причаститься высокой литературе? Для этого, пожалуй, нужно явить идею чуть более глубокую, чем приравнивание родины к тюрьме, а Европы - к сияющему граду на холме. А иначе даже музыка не спасёт - музыка будет звучать так, словно пианино сделано из пенопласта.
Татьяна ШАБАЕВА
Марина Королёва. Верещагин. -
М.: Астрель, 2012. - 288 с. - 2500 экз.
Незнакомый Онегин
Незнакомый Онегин
Премьера
Известие о том, что Римас Туминас репетирует "Евгения Онегина" Александра Пушкина, немало взбудоражило театральную общественность, прореагировавшую весьма бурно, с определённой долей скептицизма, ехидства и иронии.
"Ну кто сегодня ставит Пушкина", - рассуждали бегущие впереди прогресса авангардисты. Разве только заядлые традиционалисты, русофилы да помешанный на поэзии 95-летний Юрий Любимов, спектакль которого на Таганке восприняли в виде образовательной программы для школьников, хотя это был удивительно пророческий спектакль.
Но речь не о нём, а о вахтанговцах, где крохотные роли, даже не роли, а эпизоды сыграли Юлия Борисова, Галина Коновалова. Опять же Онегина, уже пожившего, все испытавшего и вконец опустошённого исполняет Сергей Маковецкий, а рядом с ним молодой Евгений - Виктор Добронравов, хладнокровно убивающий курчавого Ленского "без царя в голове" (Василий Симонов), как это делают бандиты в подворотне, с вывертом в живот. Юного поэта, влюблённого в семейство Лариных, и смешливую Ольгу (Мария Волкова) тоже постоянно сопровождает его альтер эго мужчина сорока лет (Олег Марков), то есть тот, каким бы стал Владимир, не погибнув на дуэли: заботливым супругом, отцом семейства и добрым христианином.
Всё дело в том, что вахтанговский "Онегин" - это не просто исповедь антигероя, разочаровавшегося в людях, это ещё и покаяние, боль истерзанной души, коей по ночам является кровавая тень Ленского. Поэтому этот Евгений не вызывает у зрителей симпатий, да и какой же кающийся грешник может её вызывать. Разве только сострадание[?] Но и тут режиссёр не позволяет зрителю горевать по поводу горькой судьбины одинокого нигилиста. В чёрном пальто, пряча лицо в поднятый воротник и дрожа от холода, Онегин сидит у остывшей печи и в компании с горбатенькой калекой наблюдает за собой в наплывах молодости. Возникает своеобразный эффект кривого зеркала, когда видишь себя со стороны, даже можешь до своего двойника дотронуться рукой, но ничего, увы, изменить не можешь, машина времени не даёт заднего хода.