Но не у него одного жажда власти оказывается сильнее мук совести.
А Гамлета играл тогда (и играет сейчас) Николай Лазарев, утверждая, что рефлексия и сомнения – вовсе не признак душевного бессилия. Думаю, артист этот, без шумихи и широковещательности, вырабатывается в мастера, способного решать большие художественные задачи.
Так окликают друг друга создания великой драматургии, и крайне существенно сегодня, когда театр вслушивается в эту перекличку разных сценических текстов – и ушедших эпох – с нынешней.
Спектакль оформлен Борисом Морозовым и Михаилом Смирновым. Колокола, с которыми вступают в сокровенное общение герои, ища защиты и укрепления духа. Иконы, возникающие нежданно и также нежданно исчезающие. Заборы, ограды – то неприступные, то будто не существующие. Видно, что здесь чтут память уникального художника Иосифа Сумбаташвили, в последние годы плодотворно сотрудничавшего с Театром Российской армии. Сценографы нынешнего спектакля, пользуясь немногочисленными – тщательно отобранными деталями, превращают огромную пустоту здешней непокорной сцены в живое пространство, насыщенное воздухом эпохи.
Ещё раз подтвердилось: для того чтобы на сцене случилась перекличка эпох, совершенно не нужно раздавать боярам мобильники и наряжать их в униформу обитателей нынешних офисов. Века проходят, а много ли меняется человек в сути своей? При чём тут мобильники[?]
И есть в спектакле эпиграф: медведь в клетке. Не какую-нибудь безответную животину, матёрого затравили загонщики, а теперь вот пинают все кому не лень: в клетке же. (Медвежьи бои подробно упомянуты в тексте пьесы.) А потом такие же игры, но вокруг трона, позволит себе обнаглевшая, распустившаяся толпа.
Когда понятие совести, понятия чести, достоинства становятся относительными, проблематичными, если не исчезают вовсе – за практической ненадобностью, художнику как же молчать? Во все колокола бить надо – любые, большие ли, маленькие. И очень важно, что сегодня увидели мы такого вот Фёдора. Хоть и остаётся он под конец на сцене вдвоём – со своею царицей.
Ну что же, пусть хотя бы вдвоём.
Константин ЩЕРБАКОВ
Мой Вагнер
Для меня Вагнер в первую очередь - это невероятной мощи реформатор. Человек неимоверных возможностей. Человек, доказавший, что в музыке недостаточно быть только хорошим музыкантом. Он всей своей жизнью доказал, что музыкант и руководитель должен быть ещё и строителем. Он увековечил себя. Ему ничего просто так не давалось, не падало просто так с неба. Он всегда всё делал своими руками. Как я чувствую, он всегда преодолевал какие-то гигантские сложности, сопротивление. И это всё слышно в его музыке, в его фактуре. Но самое важное в Вагнере для меня – это его сверхидея: найти, добыть чашу Грааля, то есть постичь истину. И поскольку он сам пытался всю жизнь эту истину найти, конечно, он всю жизнь и писал об этом в разных формах.
К счастью своему, я столкнулся с Вагнером в очень зрелом возрасте. Конечно, с детства мы знаем вагнеровские оркестровые увертюры, какие-то фрагменты, эпизоды, сцены из опер. Но, по сути, на меня первое, самое яркое впечатление произвела постановка в Большом театре, это был 84-й год, "Золото Рейна". В СССР ставили вагнеровскую оперу. Я был на этом спектакле. Эмоциональное впечатление произвело то, что начался он в полной темноте, только кончик дирижёрской палочки был освещён лампочкой. Эта мистика, это появление маленького лучика света, который венчал дирижёрскую палочку, остались у меня в памяти, и я никогда не забуду этих впечатлений, потому что потом была настоящая опера. Я тогда был ещё совсем молодым человеком, не мог оценить певцов, но это было совершенно необычно для советской страны и произвело на меня огромное впечатление, и я всю жизнь пытался найти ключ к пониманию музыки Вагнера.
И уже в зрелом возрасте, когда заканчивал Петербургскую консерваторию, побывал на Вагнере второй раз. Гергиев ставил «Парсифаль» в Мариинском театре. Это было событие абсолютно уникальное. Вагнер практически до тех пор звучал очень редко. И вот, уже посещая репетиции в Мариинском театре, наблюдая за невероятно сложным цехом, я понял, что это не просто оперная постановка, а настоящая жизнь со всеми невероятными препятствиями и тяготами, преодолениями. То есть это полное соответствие музыки и идеи – в чём суть познания, в чём суть созидания, в чём суть развития. Все хотят найти чашу Грааля, все хотят постичь истину – каждый человек к этому идёт по-своему. Но Вагнер задал те самые направления, которые помогают нам в этом постижении, в этом поиске. Мне кажется, самая большая уникальность в его стремлении к совершенству. Вот что для меня Вагнер.