Гана говорила себе, что их пути пересеклись, что только сейчас, когда они идут вместе, один за другим, её шаги приобрели некую внутреннюю осмысленность. И тому подобные глупости. Дома она разделась догола и встала на весы: судя по их показаниям, она похудела ещё на килограмм, ни больше ни меньше, и сказала себе, что завтра проверит: ей страшно, ужасно хотелось спать.
Потом он опять пропал на месяц. Начинался декабрь, а холода всё не наступали, лишь ночью как-то раз прошёл тихий и печальный дождик, и от воды воздух стал чище. А его, того мужчины, всё не было.
Через три недели к ней начали приходить открытки со всего света: Швеция, Финляндия, Канада (вид на мост в Монреале, где в углу соревновались друг с другом две спортивные яхты), Куба, Бразилия, Кейптаун, Марокко и Голландия (две ветряные мельницы над сверкающим льдом канала), Швейцария и Прага. Снова ей стало страшно, поскольку на открытках не стояло ни поздравлений, ни подписи, ни адреса, ничего, лишь негашёные марки, воздушные поцелуи из чужих городов.
Гана таяла: она стала худеть всё быстрее, кило за месяц, кило за неделю, она уменьшалась в размере – и уже твёрдо понимала это без метра и весов, поскольку платья стали ей безнадёжно велики, юбки спадали, а блузки надувались воздухом. Но она продолжала взвешиваться, всегда нагая и озябшая, погруженная в свои мысли, пока однажды в её квартире не появился мужчина в плаще.
Он сказал, что принёс ей снег.
Он стоял в комнате возле открытого окна, плащ на нём развевался, открывая босые ноги, солнце в проёме казалось невыразимо прекрасным: на пол падал снег.
Он сказал, что она единственная женщина, которую он способен вынести, не сейчас, правда, но скоро, совсем скоро.
Гана закрыла глаза и снова открыла: она удивилась, что ей не холодно, всё её тело покрылось мелкой крупой, а жилы мраморно потемнели.
Он сказал ей, что он ветер.
Плащ скользнул на землю, мужчина отбросил его и – кинулся к ней.
Перевела Дарья ВАЩЕНКО
Вдоль дороги всё не так
Александр Эбаноидзе. Предчувствие октября. - Дружба народов, № 9, 2012.
Новый роман Александра Эбаноидзе – горестное откровение.
Не гнев и отрицание, как у Маяковского: долой ваше представление о семье, долой вашу культуру, вашу религию! Это горечь и печаль по исчезающему укладу, доверию между людьми, человеческому добру.
"Странно проснуться в чужом доме", – фраза, которой начинается роман. Её можно расценить как метафору, своеобразный пролог, который обретёт истинный и пугающий смысл в самом конце и в одном слове: «преисподняя».
Речь в романе о семье Краснопевцевых. Старообрядческие корни, российская глубинка, откуда родом глава семьи, коего неутолимая жажда знаний и целеустремлённость вывели в учёные. Давнее, полузабытое, уходящее... Да и семья на грани распада. Ещё кое-как удерживается радением не по годам крепкой Евлампии Епифановны, землячки и экономки. Но каждый сам по себе...
Для каждой из трёх глав – внутренних монологов героев – писатель находит выразительные подробности. Монологи инструментованы превосходно, с удовольствием, какое доставляет мастеру ладная работа. Даша, искренняя, тонкая, увязшая в паутине, какую всегда плетёт жизнь молодой красивой женщине; стареющая Евлампия – преданная приютившей её семье, живущая по нравственным законам, вынесенным из старообрядческой общины, и руководствующаяся хитроватой крестьянской мудростью; глава семьи, видный учёный, в недавнем прошлом общественный деятель и участник Съезда народных депутатов...
У Даши не сложилась карьера балерины – случайные подмостки, смурной элитный кабак, богема. Старый профессор тоже не у дел. «Новая жизнь» с её стихией наживы и беспринципности не то чтобы застала врасплох – она чужда и неприемлема. Только Евлампия в меру умения и сил пытается шагать в ногу со временем, подрабатывает то в столовой детсада, то консьержкой элитного дома, то на почте, распространяющей жёлтую прессу и рекламу...
Но что-то ещё связывает этих людей. Узы родства, прошлое, надежды? Пожалуй, ведь семья – это единственное Пристанище, Дом, куда возвращаются. Чаще всего в беде...