Но ощущение греховности силы у русского человека, к сожалению, есть. И этим пользуются враги России, внушая ей комплекс вины за всякое решительное действие и отстаивание своих интересов. И тут же на подтанцовке – наша народолюбивая интеллигенция. Негодование по поводу ввода войск в Чехословакию – это просто опознавательный знак всякого порядочного русского человека. Просто пароль какой-то: «За вашу и нашу свободу». А что, собственно, произошло летом 1968 года? Мы отстояли свои интересы. Тогда отстояли. А через двадцать лет – сдали. И получили натовские ракеты под боком. Этого хотела свободолюбивая публика? Не этого? Тогда чего? Вот в этом хорошо бы разобраться и покаяться.
А покаявшись, надо приступить к серьёзной работе. Вступить, так сказать, на путь исправления. Потому как вера без дел мертва, и покаяние тоже ничего не стоит.
Теги: Вера , покаяние , нацизм
Моральный кодекс русского капиталиста
Россия устала от того капитализма, который в ней завёлся. Велико разочарование, оно всё сильнее охватывает и молодых. Но так ли уж пагубно для нашей страны предпринимательство? Каким был российский капитализм и люди, его олицетворявшие, на заре своего зарождения и становления?
Наш собеседник - директор Института российской истории РАН доктор исторических наук Юрий ПЕТРОВ.
– Юрий Александрович, почему вы заинтересовались историей становления капитализма в России? Это же наверняка случилось не десять лет назад, а гораздо раньше. В социалистическом государстве историк берётся изучать капитализм [?] Это как-то не тянет на медаль…
– Сорок лет назад я поступил на истфак МГУ, дипломную работу писал по теме "Московский купеческий банк". Это был один из крупнейших банков дореволюционной Москвы. Я пытался понять его связи с промышленностью, проследить, как он действовал, кто им руководил, как его деятельность сказывалась на секторе реальной экономики. Возглавляла его группа крупнейших московских предпринимателей, в основном текстильных фабрикантов.
Эти люди оставили после себя зримые следы. Третьяковку все знают. Были другие филантропические деяния – дома бесплатных квартир Солодовникова, Бахрушиных или Боткинская больница – она же Солдатёнковская. И ещё много прекрасных сооружений – они носили собственные имена, хотя часто неофициально. Мне было удивительно, как мало об этом писали тогда. Увы, немного знают и сейчас.
– В связи с подобным интересом к «буржуинам» не было ли на вас в советское время давления?
– Открытого не было, поскольку мы занимались этим в мейнстриме исследования предпосылок революции в России. Это была как бы индульгенция для историков бизнеса. Находили своё русло, не вступая в прямой конфликт с властью, бронируя за собой свободный участок для творчества. Негласное же давление было.
После университета я работал сначала в Историческом музее, потом пришёл в институт – тогда он назывался Институтом истории СССР АН СССР. Основные векторы исследований – история крестьянства, рабочего класса, индустриализация, коллективизация и т.д. Капитализм и его персоны были на периферии. Потом изменилась эпоха, наши исследования оказались в начале 90-х годов востребованными. По этому поводу шучу: это не я в струю попал, а она в меня.
С другой стороны, когда появляется популярная, а, значит, выгодная тема, туда устремляется большое количество «искателей удачи» – не вполне искренних учёных. Это был примерно тот же контингент, который в советское время чаще всего кучковался вокруг истории КПСС, чтобы быть поближе к власти и к деньгам.
Они довольно много сделали неудачного, плохого. Вместо проклятий капитализму стали литься оды, вместо анализа – эмоциональные восклицания. На самом деле для науки и та и другая крайности – вредны. Нужно подходить аналитически, понимать предмет и персон исследования. Для этого надо идти в архивы, работать с документами, бумагами, читать, о чём и кому люди писали, чтобы понять, каковы были их устремления, чего они добивались.
– Каким же был русский капитализм в момент зарождения и становления, в чём его особенности?
– Первая и главная – русский капитализм был не каким-то занесённым из Европы невиданным цветком, как многие, в том числе народники, считали. Они прямо утверждали: русской душе капитализм чужд, у нас общинный дух, особый менталитет. На самом деле – нет. Капитализм, как ни удивительно, вырос из мужицкой среды. Почти все ставшие потом известными династии российских фабрикантов и купцов в прошлом крестьянствовали. Именно крестьянский слой обеспечил быструю динамику развития. Морозовы, Рябушинские, Третьяковы – все из крестьян. Прошло два-три поколения, и перед нами по-европейски образованные люди с широким кругозором, ясным представлением о своей роли, кстати, очень адекватным. С большими культурными запросами.