уравнены в цене.
Порой прищучишь гниду,
начнёшь учить уму.
Одёрнут – не завидуй!
Завидовать? Кому?
Что музы или нимфы?
Их можете забыть.
Рифмоида от рифмы
не могут отличить.
Друг другу ставят «лайки»
со смайликом и без.
Пилу им и полпайки.
Пусть лучше валят лес!
* * *
Образование на «тройку»,
с культурой та же ерунда.
Ну что, рождён я в перестройку,
рос в девяностые года.
Успел побыть я октябрёнком.
Крестился в двадцать, где-то так.
Стоят две операционки
и конфликтуют каждый шаг.
Так по поступкам я язычник,
а на словах христианин.
Страсть глубоко вошла в привычку.
Вот и грешу, как сукин сын.
Но из того СССР`а
я вынес веру в идеал.
Потом пришла иная эра,
я с этой эрой не совпал.
Я зарабатываю мало
и этим на словах горжусь,
что, мол, живу для идеала,
а сам безденежья стыжусь.
Куда-то влиться невозможно.
По сути, я везде чужой.
Для православных слишком сложный.
Для светских слишком уж простой.
Жить, чтобы жить, как молодые, –
не пожелаю и врагу.
Но жить для духа, как святые,
я тоже, братцы, не могу...
СИМВОЛ
Неподалёку от вокзала
стоит фигура Дон Кихота.
Но и в Европе есть вандалы,
плебеи, панки, идиоты.
О, бедный рыцарь из Ламанчи,
как обошлись с тобой жестоко!
В руке оруженосца Санчи
всего лишь банка из-под сока.
И у тебя закрыты очи,
завязаны какой-то тряпкой.
Тут символ видеть не захочешь –
увидишь точный, ёмкий, яркий!
Душа и плоть Евросоюза.
Душа пути не разбирает,
а плоть, точнее скажем – пузо –
всё жрёт и жрёт, и потребляет.
23 августа 2013 года (Брюссель–Эссен)
Ангелы без лиц
Евгений БЕЛОВАЛ, 21 год, ТОМСК
* * *
Дверь не защищала от криков. Сбитое с ритма сердце забилось быстрее, подсознание подчинилось новой волне. Закрыть уши ладонями. Но крик слышно всё равно.
Соседка по палате, стиснув зубы, забилась в угол, а другая неожиданно засмеялась. Истерический смех слился с коридорной бранью. Топот ног и звук приблизившейся тележки завершили безумную какофонию. Ладони отстали от ушей, словно волной изо рта выскользнул воздух. Наконец-то тишина. Девушка закрыла глаза.
* * *
Сон состоит из лишнего шума, шороха. Моменты замедляются или, наоборот, стремительно пролетают, как во время перемотки видеоплёнки. Сон напоминал мёртвую станцию на радиоприёмнике, схож с болтовнёй в заполненной до отказа аудитории во время поточной лекции, где преподаватель монотонно излагает материал, не замечая вокруг себя настоящий хаос. - Ты вернёшься?
– Вернусь, но тебе придётся долго ждать[?]
* * *
Грёзы – непозволительная роскошь, не приводящая туда, куда мы желаем, и далеко без хеппи-энда. Мечта – миф, навеянный пресловутым кино и слащавой музыкой в стиле Poets of the Fall. Смешно наблюдать, как мы поглощаем очередную утку, напетую Голливудом и зомбиящиком. На самом деле, жизнь состоит из абсурдной попсы или написана в стиле грязного реализма в стиле Чарльза Буковск[?]: "Она всего лишь мерзостный кусок, дарованный свыше" – так бы выразился он.
Синие комбинезоны рабочих выделялись на фоне белых халатов и бесформенных роб, выкрашенных в горошек. Перегар изо рта перемешивался с запахом больницы. Трясущимися руками толстяк поставил ёлку в центр помещения с синими стенами и серебристыми скамейками по бокам.
– Другое дело, – поправив лямки, толстяк взглянул на товарища.
Мужчина в белом халате потирал руки.
– Сколько будут стоить ваши услуги?
– Ну как договаривались, рублей пятьсот.
– Ребят, это ж ограбление! Мы вам не частники…
– Хуже… – парень в шапке громко высморкался в платок, – врачи психушки.
* * *
В первые часы пребывания «лесной обитательницы» коридор пропитался хвоей. Десятки глаз с недоумением глядели на ёлку. Кто-то благоговейно закрыл веки и вдыхал с наслаждением незнакомый аромат, несколько рук ласкали ветви, а другие прикасались губами к иголкам и словно замирали в поцелуе. Двухметровый мужик в зелёном халате отгонял любопытствующих на безопасное расстояние.
Несколько веточек оторвал лысый старик, но не успел спрятать в карман халата.
– Я же сказал, не трогать ёлку!
Детина отнял веточки, швырнул в урну и обнажил жёлтые зубы в улыбке.