Автор представляемой книги не скрывает, что является в какой-то мере единомышленником Жданова по линии «национал-большевизма». Биограф пристрастен к своему герою, так что перед нами биография во многом адвокатская. Но, с другой стороны, Жданова столь яростно клеймили, что он и нуждается если не в защитнике, то в объективном исследователе.
Его бесконечно пропесочивали перестроечные публицисты – чего стоит одна огоньковская статья Юрия Карякина «Ждановская жидкость». «Любимец Сталина», «мучитель Ахматовой и Зощенко», он был зачислен в когорту «упырей», которых разрешалось бить ниже пояса чем попало и по любому поводу. И без повода тоже. Перестройщики не ограничивались политикой, могли пройтись и по внешности, и по тембру голоса, и припомнить о многих физических недугах. До 1987-го жила уважительная память о работе Жданова в блокадном Ленинграде. А потом начались фантазии сначала о горячих пирожках и шампанском, а потом и о пирожных, ананасах, апельсинах, которыми объедался Андрей Александрович чёрной зимой 1942-го. Мало ананасов! Начались россказни о поварах, расстрелянных за недостаточно горячие оладьи, подземных теннисных кортах... Волынец не первый разоблачил эту клевету, поведал о дипломатическом таланте Жданова-переговорщика, который – на благо державы – умело, когда было надо, маневрировал и хитрил.
Но всё-таки главными в биографии Жданова были последние десять лет – предвоенные и военные годы. Именно тогда он попал в историческое измерение. А в шестисотстраничном повествовании именно военным событиям уделено почему-то меньше пятидесяти страниц. Вехи трагической и величественной истории Ленинградской блокады остались за пределами этой биографии Жданова. Возможно, автору эти события кажутся общеизвестными. Но без них не складывается образ главы осаждённого Ленинграда. Автор сражается с клеветниками Жданова, но о буднях блокады пишет скуповато.
Зато подробно и с толком рассказано о последнем, московском периоде сталинского идеолога. Тут мы узнаём и о деталях политики Сталина и Жданова в международном коммунистическом движении, и об истоках послевоенного стиля. Жданов отвечал за идеологию и пропаганду в те годы, когда советский народ ещё верил своему правительству, верил в правильность курса. Он ведал литературой, философией, массовым искусством, классической музыкой. Дирижировал, гнул свою линию. При этом, что важно, не был слепым исполнителем сталинской воли. У Жданова были собственные представления об идеологической и эстетической целесообразности. Идеализировать его курс нет нужды. Но нельзя не отметить, что именно он заложил основы послевоенного классицизма – пышного и почвеннического.
Тут были противоречия, которые проявились особенно остро после его смерти. Патриотическое постижение родной истории, борьба с национальным комплексом неполноценности, безусловно, были, и своим культурным суверенитетом мы во многом обязаны тем ждановским деяниям. Но искусство, творчество не терпят однообразия, не терпят его и читатели, зрители, слушатели... И потому не избежать было тоски по «искренности в литературе», в которой вольно или невольно появлялся фрондёрский по отношению к власти подтекст. Жданов слишком уж открыто демонстрировал «сильную руку», управляя писателями и композиторами, направляя их в нужные стороны. Они ему этого не забыли и не простили.
Но не будем забывать: дело не только в стиле работы Жданова, в те годы партия и государство были заказчиками искусства. И в межвоенное (как представлялось) время Жданов требовал от «творцов» то, что считал целесообразным и нужным, не считаясь с особенностями творческой работы. Увы, Алексей Волынец в каждом конфликте встаёт на сторону товарища Жданова, что обедняет книгу. Одного читателя эта позиция утомит, другого будет раздражать. А вот найдутся ли сегодня единомышленники? Думаю, в них, как и в противниках, недостатка не будет. Для одних сегодня первые послевоенные годы – прорывное, оптимистическое время. Для других – удушающая, фальшивая «официальная культура».
В любом случае культурная доктрина Жданова не состоялась, 1953-й и 1956-й многое переменили. Но стоит признать, что некоторые установки 1947 года оказались весьма живучими. Ждановская попытка соединить веру в коммунизм с верой в Россию была и неизбежной, и необходимой. Без веры в коммунизм прожить ещё можно, а вот без веры в Отечество – вряд ли.
Арсений АЛЕКСАНДРОВ
Теги: Андрей Жданов