– А почему о Льве Гумилёве никто толком не написал? У него ведь были ученики. А тут – такая выигрышная тема. Застолбить за собой место биографа столь известного человека – это же редкая удача. А для людей, долгое время остававшихся в тени учителя, ещё и стратегический ход, некоторая самореабилитация...
– Учеников было мало, а историк и филолог среди них вообще один: Гелиан Михайлович Прохоров. Но его научные интересы давно разошлись с интересами учителя, а другие просто не имели необходимых навыков. Ученики много сделали, чтобы увековечить память Гумилёва, но работа над его научной биографией требовала именно знаний профессионального историка.
– А сами вы как пришли к Гумилёву? И почему решились взяться за этот масштабный труд?
– Я ещё в юности увлёкся лекциями Гумилёва, которые показывали тогда по телевидению. Потом увлёкся его книгами, в особенности пассионарной теорией этногенеза. Потом понял, что не так много людей сумели разобраться в гумилёвской теории. Наконец, я решил просто поделиться своими знаниями. Рассказать о настоящем Льве Гумилёве и его научном наследии.
– Так называемые евразийцы делают Гумилёва чуть ли не своим символом, пророком многонационалии. Мол, он как раз и мечтал, чтобы все таджики и узбеки в гости были к нам. А я вот не думаю, что ему бы понравился наплыв мигрантов в Россию. Одно дело рассуждать о древности, что-то приукрашивая и домысливая, другое – видеть «кочевников» в собственном доме, жить с ними бок о бок...
– Надо различать Гумилёва-учёного и Гумилёва-человека. Сам Лев Николаевич как раз очень любил народы Центральной Азии. Если говорить на языке его теории этногенеза, то у Гумилёва была положительная комплиментарность к этим народам, иррациональная симпатия. Он с ними хорошо находил общий язык. Не зря же Гумилёв почти год провёл в Таджикистане, когда там ещё бродили отряды басмачей. Урус, если он только не был врачом (русских врачей тогда в Средней Азии уважали), рисковал жизнью. Но Гумилёв там быстро выучил таджикский, надел чалму, выучился ездить на верблюде. И, как он вспоминал позднее, никто его не обижал. А вот теория Гумилёва показывает, что народы часто не могут ужиться в мире потому, что их этнические традиции несовместимы. И если Лев Николаевич находил общий язык с тюркскими и монгольскими народами, то это не означает, будто и миллионы русских людей тоже легко его найдут. Как история, так и наше время показывают, что Гумилёв был, так сказать, счастливым исключением.
– Строго говоря, его трактуют не совсем верно? Или совсем неверно?
– Я бы сказал иначе: его теорию почти не знают.
– Но что самое интересное – и некоторые патриоты пытаются выдать Гумилёва за национального пророка, толком даже не понимая, как это сделать. Помнится, в середине нулевых зарождалась одна организация псевдонационалистов. Учредителем выступала некая женщина, которая всем сообщала, что «нужно читать Гумилёва, а те, кто не прочёл – не могут назваться русскими». Когда я спросил её о программе организации, о том, чего же они хотят на самом деле, женщина и мне посоветовала читать Гумилёва, затруднившись, правда, назвать хотя бы одну его книгу. Это выглядело столь же смешно, сколь и нелепо. Разумеется, ничего у них не получилось, но пример довольно характерен...
– Что делать, в нашей стране всё больше людей с дипломами, но всё меньше библиотек, всё больше шарлатанов с учёными степенями, но всё меньше хороших читателей. Так что удивляться нечему. В так называемом информационном обществе всё меньше людей, способных думать и умеющих читать что-то большее, чем подписи под фотографиями в Фэйсбуке.
– А какой бы он хотел видеть Россию? Гумилёв ведь и Запад не очень-то жаловал...
– Да, он очень не любил немцев, а любил монголов, татар и казахов, но какой-либо политической программы не предлагал. Гумилёв был учёным, а не политиком и даже не политическим мыслителем. В юности он, случалось, говорил о восстановлении монархии и дворянства. Но осенью 1935-го его арестовали и две недели допрашивали. Ахматова написала Сталину письмо, и Гумилёва освободили. С тех пор Лев Николаевич на долгие годы и думать забыл о политике! Да политика ему вообще была не интересна.
– Вы когда-то защитили диссертацию по хорватскому этническому национализму. Вас не раздражает, что те, кто сегодня проявляет агрессию по отношению к русским, нас же самих в фашизме и обвиняют? И очень часто прикрываются известными именами, да вот тем же Гумилёвым...
– В своей диссертации я как раз доказываю, что усташи не фашисты, а именно хорватские националисты. Элементы фашизма и нацизма они заимствовали, чтобы получить помощь Муссолини и Гитлера в борьбе против югославского государства. Люди, которые, не зная, что такое нацизм и фашизм, используют эти грозные слова как ругательства, как политические ярлыки, меня крайне раздражают. В общем, у нас теперь трудно найти политика, которого не назвали бы «фашистом». Так могут назвать и всех правых, и всех националистов, но и либералов (и уже распространён термин «либеральный фашизм»). Вообще моду обзывать «фашистами» всех политических противников ввели западные левые. Полагаю, такими словами нельзя разбрасываться. Иначе нас ждёт судьба мальчика, без повода кричавшего «Волк! Волк!», а когда волк и в самом деле пришёл, то мальчику уже никто не поверил.