Вся книга Гениса – заметки на полях прочитанных книг, составленные в более-менее цельное пространное эссе. Ироничные, причудливо скроенные, ладно сшитые, иногда двусмысленные, порой – афористические. Замечания Гениса, одновременно меткие, бескомпромиссные и поверхностные, могут вызвать удовлетворение, если вы с ними согласны, и раздражение – если нет. Ну вот, например, такое: «Иногда мне кажется, что наш вдохновлённый Бродским фетишизм языка – ответ на обмеление содержания». Или такое: «Слова у Толстого так прозрачны, что мы замечаем их лишь тогда, когда Толстой начинает нам объяснять свой роман, как деревенским детям – нарочито простыми речами». А вот о Достоевском: «Герои его навязывают нам тот припадочный ритм, в котором живут сами». Со всеми только что приведёнными высказываниями я согласна, и поэтому они мне нравятся. Как нравится и признание: «Никто не способен назначить время удачного свидания с книгой». Как и рекомендация читать «Колыбельную Трескового мыса» на Тресковом мысе. Один мой друг изучал Париж по книге Хемингуэя «Праздник, который всегда с тобой». Художественная география – это серьёзно. Она может привязать вас к месту, которое вы никогда не видали в действительности.
С другой стороны, утверждение, что «в две строки влезает больше пейзажа, чем в страницу из Тургенева», и заявление, что Толстой, написав «Войну и мир», придумал мыльную оперу, умиляют молодецким нахальством. Это Генис, он читает с карандашом, пишет, что взбредёт в голову, и его хочется читать с карандашом тоже, отчёркивая несуразицы, много несуразиц, и время от времени ставя на полях восклицательные знаки. Собственно, если вы уже довольно много читали Гениса раньше, новую книгу можно и не смотреть – она мало что прибавляет к его обычному самовыражению. Но если почти не знакомы с ним – попробуйте, это будет интересное знакомство.
Татьяна САМОЙЛЫЧЕВА
Теги: Александр Генис
Пятикнижие № 46
ПРОЗА
Эдуард Лимонов. Апология чукчей: мои книги, мои войны, мои женщины. - М.: АСТ, 2013. – 538 с.– (Серия: "Проза Эдуарда Лимонова"). – 3000 экз.
В новую книгу Эдуарда Лимонова, интерес читателей к которому не угасает, вошла журнальная проза малых форм, написанная за последние пять лет. Диапазон повествования, по словам автора, «простирается от «тюрьмы» и «сумы» до светской жизни и романтических приключений с опасными женщинами». Вооружённое восстание в Средней Азии и война в Сербии, женщины и дети, самая одиозная политическая партия в России и богемная жизнь в Нью-Йорке, Париже, Москве[?] Название «Апология чукчей» читать следует буквально. Лимонов всегда на стороне отщепенцев и малых сих, будь то сербские ополченцы или чукчи, луками и стрелами отбивавшиеся от казаков с ружьями и пушками. Новой книге Лимонова, может, и далеко до «Эдички» и «Дневника неудачника», но личность большого писателя и авантюриста отражается в ней ярко и живо. Лимонов здесь другой – повзрослевший и умудрённый. Его извечная любовь к эпатажу оборачивается другой стороной – умением говорить спокойно и достойно о самых жгучих проблемах.
ПОЭЗИЯ
Уральская поэтическая школа. Энциклопедия 1981/2012. – Челябинск: Издательская группа «Десять тысяч слов», 2013. – 608 с. – 700 экз.
Издатели позиционируют книгу как «информационный арт-объект». И действительно, издание заполнено визуальным рядом. И всё-таки книгу, где представлены около 400 стихотворцев, следует отнести безусловно к яркому поэтическому артефакту. Существует или нет такая специализация в поэзии – УПШ (уральская поэтическая школа), судить читателю. Но поэзия Урала представлена в такой концентрации и разнообразии, что говорить стоит, скорее, о геокультурном феномене. Ю. Беликов и В. Дрожащих, В. Дулепов и Ю. Казарин, В. Кальпиди, М. Никулина и, конечно, Борис Рыжий – каждое из этих имён индивидуально и неповторимо, но все – вместе с совсем юными (кстати, с первой книжкой на Урале ни у кого не возникает проблем!) – составляют некую особую общность, а не тусовку. Один из «фигурантов» стал главой Екатеринбурга (Е. Ройзман), другой – депутатом заксобрания (Е. Касимов). Уральская пассионарность просто зашкаливает! И при этом никто не потерял поэтического лица и – главное – отчаянной преданности русской поэзии.