Когда магия теряет силу
Сосновых веток тени на песке,
терпеново-грибничный аромат.
Я сжал твою ладонь в своей руке...
Июнь на коже, а под сердцем - март.
Душистым чабрецом зарос овраг.
Бессмертника с шалфеем диалог...
Осталось только ноты подобрать –
и плавать, как беспечный papillon,
в потоках, наблюдая: вдоль стволов
прозрачная и мутная смола
сочится – в неба близкий потолок,
и загорать, раздевшись догола.
Как будто вертикальная река
уходит вверх от берегов косых...
И сладко разжимается рука,
нащупав земляничные усы.
И зверобоя цвет в твоих глазах...
И волосы касаются щеки...
И можно что-то шёпотом сказать –
и влажным поцелуем защитить.
Среди полей заросший пижмой холм
и светлые разводы тишины...
И жить так удивительно легко,
что чудеса и даром не нужны.
* * *
...она меня не вспоминает,
Поскольку помнить, в общем, нечего:
Прогулки по проспектам в мае,
Поспешный секс однажды вечером...
Почём ей знать, как неотступно,
Годами, сны мои тревожила?..
Так целомудренно распутна,
Плохая – но всегда хорошая.
Её запястий и ладоней
Пьянящий холод – безошибочно
Я и сегодня сразу вспомню.
Её зубной эмали сливочной
Волшебный привкус, поцелуи,
В подъезде запах мокрой псины и
Слова «конечно, не ревную!»
Но в красных туфлях парусиновых,
В лосинах и в короткой юбке –
Не ревновать? – к мужчинам, к прошлому...
Она была моей ошибкой,
Плохая – но всегда хорошая.
Я не мечтал её исправить,
Свои поступки не оправдывал.
Мы просто вместе шли по краю
Воображаемого кратера
И обрывались, пусть нечасто, –
Рабы пустых моральных принципов...
Из всех, с кем я бы мог быть счастлив,
Она всегда была единственной.
Как странно – нить воспоминаний
Унизывать долгами прошлыми:
Невозвращаемое снами,
Плохое – но всегда хорошее...
Я, видимо, остался прежним:
Мне спрятать хочется, под пальмами,
Свою разнузданную нежность
В её не-марианской впадине...
Наверное, иная смелость
Есть в тех, кто смеет быть порочными;
Мы продолжаем жить в пределах
Своих олимпов заболоченных.
Но временами – в мой, обширный,
Доносится вопрос из прошлого:
Не я ли был её ошибкой, –
Плохой, но, в сущности[?]
Тайны брюхоногих моллюсков
Морская ракушка – ракушкой становится после
Того, как моллюска, живущего в центре, убили.
Вот так в языке без костей – появляются кости.
Вот так появилась рапана у Лёльки в Сибири.
Давно утекло мохнолапое куцее лето.
Седеющих дней полином становился короче.
А бабочки всё вылетали из рёберной клети,
И горькие волны жгли щёки, особенно ночью.
Курортный роман почему-то считают банальным,
Как будто есть разница – где познакомились люди.
Ведь каждый счастливый сюжет продолжается в спальне,
И каждый герой понимает: финала не будет.
Зима заметала следы и утюжила память.
Зачитанных писем гербарий казался унылым...
Синицы в руках оставались на редкость упрямы,
Им нравились молотый кофе, верёвка и мыло.
...Взглянув на неё из заснеженных окон вагона,
Я сразу подумал: такие бывают лишь в сказках.
А после, уснув под колёсные стуки на сгонах,
Увидел во сне новостройку её Мухосранска,
А там – небольшую квартиру с рогатой рапаной
И тонкое Лёлькино ухо, прижатое плотно –
В попытке услышать далёкий прибой океана
И голос, зовущий всегда оставаться свободной...
* * *
...Если бы мне захотелось в него войти, –
В дом, а за домом сад, а за садом лес, –
То ни болезни, ни тысячи миль пути
Не удержали б...
Усталый, обросший весь,
Я бы ввалился: небритостью, наждаком
Голоса – вмиг распугав язычки огня
В печке, с флажками висящих над ней носков... –
В дом, где пятнадцать лет как не ждут меня.
Теги: Георг Чёрный
Иная оптика
Хамид ИЗМАЙЛОВ:
"С возрастом становишься разборчивей в своих пристрастиях и чаще предпочитаешь перечитывать, чем читать наново[?]"
«ЛГ»-досье
Родился в 1954 г. в г. Токмак Киргизской ССР. Автор более тридцати книг поэзии, прозы, переводов. Пишет на нескольких языках. Живя последние восемнадцать лет в Лондоне, больше известен в англо- и франкоязычном литературном мире, нежели в России. Роман «Железная дорога» завоевал несколько премий в Британии и США. Является почётным писателем Всемирной службы Би-би-си.