– Что сами читаете из современной отечественной литературы?
– Я читаю наверняка то же, что и вы в Москве, или какой-нибудь интеллигент в Омске, Ташкенте или Тель-Авиве. Пробегаю глазами по всему, что публикуется в «Журнальном Зале». Это что касается формально современной литературы. С другой стороны, ведь наиболее современной может оказаться и книга, написанная сто лет назад. Мой друг – переводчик русской и турецкой литературы Ричард Маккейн – в силу семейных обстоятельств должен был расстаться со своей библиотекой, которую собирал всю жизнь, и часть этой библиотеки перекочевала ко мне. Только что перечитал двухтомник Введенского. Прежде него перечитывал «Собачье сердце». До него – неизданного Сологуба. До него смаковал бунинскую «Жизнь Арсеньева» и тургеневский «Дым». Это из русской литературы. Кроме того, у меня всегда на столе тройка-пятёрка узбекских книг, пара-другая английских. Иногда затёсываются книги и на других языках. Совсем недавно решил сравнить «Слова» Сартра по-французски и по-русски.
– Феномен русской культуры в её всемирности. Для эмигранта, как мне кажется, современный литпроцесс видится дискретным и неполным в силу отрыва от культуры метрополии. Как восполняете пробелы?
– Увы, первая часть вашего тезиса стала забываться русской литературой. Потому, наверное, современная русская литература почти совсем не известна на Западе. Всё заканчивается на эпохе Солженицына... Я готов поспорить и со второй частью вашего тезиса. Мне недавно рассказали историю о том, как в конце 50-х годов в Ташкенте встретились среди прочих граф Юренин и графиня Заславская – один после сталинских лагерей, вторая после многолетней французской эмиграции; и, вспоминая петербургский бал, где они когда-то плясали вместе мазурку, стали рассказывать друг дружке о том, что с ними происходило с тех пор, чтобы слушающий их человек воскликнул посередине: «Как в плохих авантюрных романах!»
Позже граф стал местным святым, к которому обращались как к Длинному дервишу, а графиня учила туземных детишек французскому. Мне интересна судьба вот этого русского генотипа…
– Представляете ли вы свою сегодняшнюю жизнь в России? Никогда не хотелось вернуться?
– На этот вопрос трудно ответить, потому что я никогда сознательно не планировал жить здесь или там, так уж вело меня по жизни. Что касается Москвы, я прожил в ней восемь полных горько-счастливых лет и всю свою безответную любовь описал в романе «Мбобо». Я иногда тешу себя мыслью, что лет эдак через 100–150 эту книгу будут читать как Гиляровского, чтобы узнать, какими были Москва и москвичи в конце XX века.
Беседу вела Анастасия ЕРМАКОВА
Теги: Хамид ИЗМАЙЛОВ
Бактын!
Зиновий ЗИНИК
Родился в 1945 году в Москве. Эмигрировал в Израиль в 1975 году. С 1976-го живёт в Лондоне. С конца 80-х годов публикуется и в России. Автор восьми романов. Из недавних книг сборник коротких историй "У себя за границей" («Три Квадрата», Москва, 2008), сборник эссе «Эмиграция как литературный приём» («НЛО», Москва, 2011), сборник прозы об эпохе семидесятых годов «Третий Иерусалим» («НЛО», Москва, 2013) и автобиографическо[?] повествованиå на английском языке History Thieves [Похитители истории] (Segaull Books, London, 2011).
В знак солидарности с запуганным мусульманским меньшинством Великобритании я отправился в марокканский бар в подвале ресторана по соседству. Сам этот ресторан я бы никогда не посоветовал: тут расчёт был на богемно-фешенебельные увлечения лондонской публики восточной экзотикой - со стульями из витого железа (сидеть невозможно), с разноцветными фигурными свечами и разными другими финтифлюшками и вполне приличной, но крайне дорогой едой, вроде марокканского кускуса из бараньей лопатки, ног и других частей животных. Но посетителей бара в подвале при этом ресторане тянуло сюда полюбоваться и опробовать ноги или бедра отнюдь не из бараньего кускуса.
Бар этот был открыт до часу ночи официально, а по сути, чуть ли не до утра, и меня давно тянула сюда несколько диковатая музыка: смесь мелодики муэдзина с женским контральто в вариациях с ритмами рока. Исламский рок-н-ролл, короче. Когда я спустился по ступенькам в бар, солидарность с мусульманским меньшинством была в самом разгаре. В углу среди диванов и подушек исполняла танец живота девушка-панк в рваных джинсах, и ей аккомпанировала хлопаньем в ладоши компания пёстрого этнического состава. Я наблюдал за этим у стойки бара, заказав свой регулярный дринк: водка со льдом, куда я выжимаю и бросаю пару долек лайма (горького зелёного южно-американского лимона). Этим моим напитком заинтересовался гражданин ближневосточной внешности по соседству. Заказал ради любопытства то же самое. Понравилось. Заказали ещё.