Добрые слова об Олеге Шестинском могут сказать и ведущие писатели независимых ныне государств – бывших советских республик.
На страницах «Роман-газеты» публиковались целые поколения писателей, прошедших «школу мастерства», ставших настоящими профессионалами благодаря действовавшей в СССР системе поддержки молодых талантов. Одним из «ключевых» звеньев этой системы, её «мотором» был Олег Николаевич Шестинский.
Он был не только известным и популярным поэтом, но и прекрасным прозаиком. Его воспоминания о послевоенной юности, рассказы о людях, окружавших поэта, и сегодня пользуются большим успехом у читателей. Лучшие из них публиковались в последние годы жизни поэта на страницах «Роман-газеты».
Мы ценим вклад Олега Николаевича Шестинского в русскую литературу, помним его как искреннего и взыскательного друга писателей, составляющих сегодня честь и славу русской литературы. В год двух, соединивших 70-летие прорыва блокады Ленинграда и 85-летие ушедшего от нас поэта, дат мы вспоминаем Олега Шестинского и перечитываем его стихи…
Юрий КОЗЛОВ, главный редактор «Роман-газеты»
Олег ШЕСТИНСКИЙ
***
Я осколок эпохи крутой.
Никого не обожествляю.
Каждый вождь был с секирой косой.
Я вождя без секиры не знаю.
Отделяются головы с плеч,
в поле катятся чертополохом.
Просто – шею нагнуть и отсечь,
не томясь государственным вздохом.
Но опять меня вынудил Бог,
когда клонится сердце к остуде,
зреть, как вносят в московский чертог
голову Иоанна на блюде.
Это, значит, святой Иоанн
не потрафил ничем мафиози,
и, дудя под кремлёвский канкан,
порешили его при допросе.
А уж сколько по пустырям,
разворошенным свалкам, оврагам
разлагаться, России на срам, –
сплошь несгодливым и бедолагам!
Бог, конечно, их долю постиг,
имена внёс в небесные святцы,
удивляясь: пырнул ножевик –
и хоть что! – Снова пить и смеяться!
Теги: Олег Шестинский , блокада Ленинграда
На фронт трамвай уходил
Валентин ВИХОРЕВ
родился в 1931 г. в Ленинграде
***
Я пацан из Ленинграда -
Петербургский старожил.
Вспоминаю дни Блокады:
Как я с братом, с мамой жил.
Стыл февраль в оконной раме[?]
Стул, распиленный на чурки…
Вшей вычёсывала мама
Над растопленной печуркой.
Зяб слонёнок на комоде
Рядом с бомбой-зажигалкой.
Два валетика в колоде
Между пальцами гадалки.
Одному из них дорога –
Дом казённый вдалеке,
А другому – от порога
С дамой пик, рука в руке.
Туз бубновый, две девятки!
Значит, долго вместе жить.
Карты трогаю украдкой:
Кто подскажет, как мне быть?
Мне б спросить, кому разлуку
Масть крестовая сулит?
Метроном привычен уху.
После смены мама спит.
***
На фронт трамвай уходил...
Комкала мать платок.
Отец мне плечо сдавил:
– Держись на ногах, сынок!
Крест-накрест бумагой окно,
Сирены простуженный хрип...
Зимою пришло письмо:
На Средней Рогатке погиб.
Голод был как мороз,
Потом – весна, лебеда...
А я всё не верил всерьёз,
Что ты не придёшь никогда.
В школе на карте флажки,
Самый большой – в Берлин.
Годы войны прошли,
Нет ни тревог, ни руин.
У матери муж другой –
Сказала: " Такая жизнь…",
И свечку – за упокой…
Папа, ты ей больше не снись!
А мне уже тридцать пять,
Я старше тебя, отец!
Вожу твою внучку гулять
Туда, где свистел свинец.
Сейчас там дома, дома...
Сейчас там сады, сады...
И внучка уже сама
Тебе собирает цветы.
На фронт трамвай уходил
Двадцать пять лет назад,
А я ничего не забыл...
Цветы на могиле лежат.
Теги: Валентин Вихорев , блокада Ленинграда