В конце романа автор единственный раз затрагивает ноту пронзительной искренности. Подрабинек поёт оду телогрейке. Чутко поёт, выстрадав каждую букву. Единственный честный эпизод во всём тексте:
«Телогрейку нельзя просто взять и выкинуть, как рваную рубашку или заношенное пальто. Она этого не простит. Освободившийся зэк тихо уберёт свою телогрейку подальше в шкаф и не будет тревожить её без надобности - ведь никто не знает своего будущего».
Правильные слова. Честные. Чёрт с ним, что в стилистике Солженицына. В романе вообще много стилистических отсылок к Александру Исаевичу. Любой экстремальный опыт требует вещественного воплощения. Чтобы не забывалось. Но с каким же трудом верится в искренность пикаро, когда на протяжении всего романа он методично доказывал обратное. Это принципиальный момент. Если ода телогрейке написана искренне, то значит, в плутовской натуре остались отблески божественной искры, значит, не всё потеряно для Подрабинека, и связь со страной, с народом, её населяющим, заявлена им не для красного словца.
Вечный плут, я готов поверить в искренность оды телогрейке, если ты достанешь её, старенькую, из шкафа и покажешь честному люду. В этом не будет позы. Я глубоко убеждён, что величие писателя определяется честностью: к себе, к читателю, к языку. Потому русский писатель всей жизнью отвечает за изречённое и написанное.
Ответь за слова, плут, покажи телогрейку.
Теги: Александр Подрабинек. Диссиденты
Голос за кадром
Максим Лаврентьев. Основное. - М.: Литературная Россия, 2013. – 224 с. – 1000 экз.
В новую книгу Максима Лаврентьева вошли стихи, поэмы и литературоведческие статьи. Здесь же и фрагменты интервью с ним, публиковавшихся в "Независимой газете", «Учительской газете» и других изданиях. Собственно, это такое малое собрание сочинений в одном томе, дающее наиболее полное представление об авторе. Но автор - в первую очередь поэт, поэтому и поговорим о его стихах.
В качестве аннотации в книге приводится высказывание редактора и критика Юлии Качалкиной: «Стихи и литературоведческая проза Максима Лаврентьева обладают почти утраченным современной литературой свойством интеллигентности, особенно ценным в пору растущего бескультурья» . С данным утверждением, конечно, можно поспорить, поскольку точных критериев интеллигентности, тем более в литературе, не существует. Однако Качалкина в чём-то и права: эти тексты вполне можно назвать рафинированными (как порой говорят об интеллигентах). Именно потому, что написаны культурным человеком и – культурно:
В царицынском парке земля отсырела,
но выброшен в грязь необычный десант –
Диана, Дриада, Минерва, Церера
маячат кругом, развлекая детсад.
Лаврентьев обходится без обсценной лексики, не злоупотребляет грубым натурализмом, не выкрикивает лозунгов и не шлёт проклятий в адрес идеологических противников. Он словно бы не от мира сего. Живёт в наше время, рядом с нами, но умудряется не особо реагировать на то, что будоражит умы современников. Взглядом равнодушного художника скользит по действительности, не только всем видом, но и словом подчёркивая свою независимость (в какой-то мере и исключительность):
Я попал сюда, как будто в плен,
да ещё в эпоху перемен,
смутно помня тот прекрасный сад,
где гулял всего-то жизнь назад.
Отсюда – ложные читательские представления об авторе как об изгнаннике. На самом деле тут – классическое отшельничество со всеми вытекающими... Однако изолировать себя от реальной жизни с её страстями и перипетиями редко кому удаётся в поэзии. Самоустранение неизбежно влечёт к переоценке своего кредо. Рано или поздно, но у автора обязательно прорвётся недовольство существующим положением вещей, и винить будет некого, кроме себя самого:
Не слишком-то напорист,
вперёд я не пролез.
Я оплатил проезд,
но не попал на поезд.
Такие стихи просто по определению не могут быть популярны. Их не отнесёшь даже к «тихой лирике». Это как голос за кадром, обладателя которого никому не приходит в голову увидеть. Сам голос вроде бы нужен, но лишь как дополнение к определённой картинке. Впрочем, вся русская поэзия давно уже стала дополнением... И Лаврентьев здесь – далеко не исключение. Хотя в поэмах он и высказывается более конкретно по тем или иным вопросам, его «закадровый» голос почти меняется. Ведь там немалую роль играет жанр, и даже небольшая по объёму поэма требует наполнения фактическим материалом. Следовательно, автор не столько возмущается, сколько фиксирует: