и замечательный поэт. На одной из поэтических встреч в уютной московской библиотеке ценители стихов избрали её Королевой поэзии. Это первая поэтическая публикация Елены в «ЛГ».
Таких стихов ещё не было – все они написаны и показаны впервые. Именно в этом развитие и прогресс поэзии. Во всём остальном в поэзии прогресса не бывает.
Сергей МНАЦАКАНЯН
Владимир САЛИМОН
* * *
Я на многие вещи смотрю свысока,
потому, что сижу в самолёте,
и плывут и бегут подо мной облака,
как собаки на псовой охоте.
Бьёт копытом мой конь и встаёт на дыбы,
чуя зверя, он зубы оскалил,
но своей избежать я не в силах судьбы –
повод бросил, надежду оставил.
* * *
Столь многочисленны черновики,
пробы пера, зарисовки.
Люди на пристани, берег реки.
Всё это – лишь заготовки.
Лес почерневший, пустые поля.
Из-под глубокого снега
еле пробились на свет тополя.
Всё это – не без огреха.
Звёзды, планеты и так – без конца.
Зимнего солнца огарок.
Дрогнула, верно, рука у Творца.
Не обошлось без помарок.
* * *
Когда на землю небо упадёт,
увижу я, как страшно исказится
помадой алой обведённый рот
у женщины, что мне в ночи приснится.
Хотя её на самом деле нет,
она лишь только плод воображенья,
как будто бы украденный сюжет
романа, повести чужой, стихотворенья.
Я страстно не во сне, а наяву
её прижать к груди своей мечтаю.
Охапками в саду пионы рву,
поскольку их за розы принимаю.
* * *
Надежда нас не оставляет,
когда мы смотрим вдаль с холма,
и нам навстречу открывает
свои объятья ночи тьма.
Чем только в детстве не пугали –
тюрьмою, розгами, ремнём –
но мы во мраке различали
свет белый, словно белым днём.
Не нужно темноты бояться.
И за чертой в кромешной тьме
мелькнёт луч света, может статься,
как мысль счастливая в уме.
* * *
Как керосиновая лампа на столе,
чадит берёзовая роща в полумгле.
Я вижу линии изгиб береговой,
песчаной отмели, отбеленной луной.
Песчинку каждую взошедшая луна,
пускай была песчинка та черна,
вручную отскоблила, отскребла,
отчистила, отмыла добела.
* * *
Я не чувствовал угрозы.
А у женщины шипов
больше, чем у дикой розы –
колких взглядов, едких слов.
Больно ранят шутки злые,
подковырки и смешки,
посильней, чем ледяные,
ледовитые снежки.
* * *
Красоту, как ветром, сдуло.
Но, святая простота,
прежде сладко ты уснула,
чем разверзлась пустота.
Если птиц лишить опоры,
им привычной под крылом,
только крысы, скрывшись в норы,
выживут под тем дождём.
Всяк, оставивший надежду,
что спасётся красотой,
сам с себя сорвёт одежду
и начнёт ходить нагой.
* * *
Облака летели низко
и, застигнутый врасплох,
я от неба слишком близко
оказался, видит Бог.
И не сразу догадался,
не почувствовал пока,
так как с небом не якшался,
сколь опасность велика.
Валит наземь, бьёт жестоко,
будто бы наделено
колоссальной силой тока,
вправе нас судить оно.
* * *
Фрак, взятый напрокат, ему был узок,
и это не тревожить не могло,
но вдруг увидел пару трясогузок
учёный муж сквозь мутное стекло.
О жизни птиц учёный муж дотоле
знал мало или вовсе ничего,
но вспомнил, как однажды в чистом поле
дождь проливной чуть свет застал его.
Он в перелеске от дождя укрылся
и вдруг увидел прямо над собой
птенца, что ото всех вокруг таился, –
нескладного, с большущей головой.
* * *
С невероятной быстротой
забыв про труд общеполезный,
стал жить подолгу под Москвой,
как барин я мелкопоместный.
Вставать не рано, кофий пить,
на протяжении беседы
с женой пытаясь облегчить
шнурок на туфле левой кеды,
я в исступленье приходил –