Он во мне проявлялся ещё с малолетства.
Он во мне начинался с простого упрямства,
Что с годами потом перешло в постоянство.
Он меня научил ничего не бояться.
За любую работу уверенно браться.
Не стесняться своё обнародовать мненье
И… уметь попросить за ошибки прощенья.
Он меня научил не бояться протеста
«Справедливость – она из особого теста…»
Мне хотелось познать смысл отцовского слова,
Мне хотелось понять: я из теста какого?
Оказалось, что сдобы во мне маловато,
Говорят, родословная тут виновата.
Виноватостью этой горжусь не скрывая –
Есть закваска во мне от земли-каравая,
Привкус прошлого с ней проступает порою
То с мякиною горькою, то с лебедою.
Как святой оберег от любых потрясений,
Мой земной каравай – память всех поколений.
Сдобрен крупною солью, ржаною мукою
Да колодезной чистой холодной водою.
Знаю, с внуками впредь ничего не случится –
В них ржаная закваска сердечком стучится.
* * *
Севастополь величавый,
Красота твоя и слава
С давних пор мне д[?]роги, поверь!
Как швартовы здесь на сушу
Кинула с любовью душу;
На твоём причале я теперь.
ГОРОД-АДМИРАЛ
Город, мужеством воспетый,
Он не раз в боях блистал.
Купола, как эполеты,
Носит город-адмирал.
Город носит белый китель,
Флотский праздничный наряд.
И хотите ль, не хотите,
Здесь по-русски говорят.
Здесь мечтою пахнет ветер,
Здесь былое – свято чтут.
Обелиски здесь и дети
Вахту памяти несут.
Мы с тобой стоим в обнимку,
Радость в сердце не тая.
В бухту входят на побывку
Корабли, как сыновья.
Крики чаек в море тают,
Тихо плещется волна.
И она, я точно знаю,
В этот город влюблена.
РАНЕНЫЙ ГОРОД
Я в город вечерний уткнулась как будто в плечо
Надёжного друга, пытаясь найти в нём защиту.
Просила помочь мне, не зная, не зная ещё,
Что сердце героя предательской пулей пробито.
Мой раненый город, надеюсь на помощь врачей.
«Держись!» – говорю, а сама от бессилия плачу
И в горькое небо пускаю своих голубей,
И с верой в душе повторяю себе: «На удачу…»
Мой раненый город! Живу я судьбою твоей.
Пусть верность моя для тебя утешением будет.
Хочу, чтобы знал: не утратишь ты русских корней,
Покуда живут в Севастополе русские люди!
СЕВАСТОПОЛЬ
Валерий МИТРОХИН
«Дни окаянные переживаю»
КАК МЫ ДАЛЬШЕ БУДЕМ ЖИТЬ?!
С фотографии военной
Смотрит образ твой нетленный.
У тебя печальный вид:
Дом сгорел, лишь печь стоит.
Враг разбит. Дымят руины.
Чёрен дым и ядовит.
Всё, что есть от Украины, –
Дом сгорел, а печь стоит.
Родина, такая жалость!
Бог тебя благословит!
Сколько нам терпеть осталось?!
Дом сгорел, лишь печь стоит.
Кто за всё ответит внятно:
Виноват ли московит?
Нет ответа. Всё понятно:
Дом сгорел, но печь стоит.
Сами, значит, мы ответим
Всем на свете – тем и этим,
Как нам быть и с кем дружить,
Как мы дальше будем жить.
Есть у нас родная речь.
Есть у нас отцовский меч.
Есть кого и что беречь,
Есть страна и эта печь.
Грех всем этим пренебречь!
Остаётся ставить свечки
Да на Бога уповать.
И от этой самой печки,
Как ведётся, танцевать.
ДОРОГАЯ МОЯ МОСКВА
Наш флаг и русский флаг похожи.
И триколор, и краски те же…
Спаси Россию, правый Боже,
А с ней и нас помилуй еже!
Пока там будут собираться
И запрягать своих донцов,
Мы будем ждать и молча драться
За землю наших праотцов.
Благослови Россию, Боже,
И дай нам сил дождать ответ,
Поскольку ничего дороже
У Крыма не было и нет!
СУРЖИК
Ще не вмерла Україна –
Ни жива и ни мертва.
Именем Отца и Сына
Спекулирует братва.
И ползёт на Малоросию,
Как из черепа змея:
«Що не зьим, то понадкусюю!» –
Поговорочка сия.
Заготовлен договорец –
В мышеловке горький сыр.
Очень хочет миротворец
Расколоть славянский мир.
Снова Киев под фашистом,
Снова в небе ВДВ…
Iхав, iхав козак мистом;
Що не вмерло – хай живе!
ОКАЯННЫЕ ДНИ
В пламени адском горела держава.
Ты вопрошала: «Где твоё жало?»
Больше тебя ничего не держало.
Ты не ушла, ты убежала.
Чувство рассудок опережало;
Слово в гортани шершаво шуршало…
Нас переклинило, нас пережало;
Ты не ушла, перебежала.
Ты меня больше не обижаешь,
Не ублажаешь, не обожаешь…
Душу дыханием пережимаю,
Дни окаянные переживаю.
Где твои руны, где твои веды,
Божия слава и слава победы?!
СИМФЕРОПОЛЬ
Теги: современная поэзия
Трое в лодке, не считая читателя
Представленные в обзоре поэты совершенно разные. Алексей Алёхин - верлибрист, Зинаида Миркина работает в традиционном русле. Олег Юрьев условно может быть также назван традиционалистом, но с элементами экспериментальной поэтики. Этих авторов объединяет, пожалуй, только высокая творческая активность – у каждого по нескольку книг, все они зрелые и опытные. Хотя, как оказалось, возрастной и какой бы то ни было ещё опыт отнюдь не является гарантией качества текстов.
Что думает стиральная машина?
Алексей Алёхин. Временное место. – М.: Время, 2014. – 64 с. – (Поэтическая библиотека). – 1000 экз.
Алексей Алёхин, главный редактор журнала "Арион", несомненно, мастеровит. Много лет уже пишет верлибры, знает и как смысловые акценты расставить, и как интонационно сработать строку. Например:
Толпа зубных щёток в стакане.
Приехали дети.
Тюбик совсем истощал.
Однако в целом создаётся ощущение многословности и необязательности (а в верлибре весомо и нагружено смыслом каждое слово). Ну вот, скажем, на протяжении целого стихотворения автор не очень убедительно и совсем не изящно подводит читателя к пониманию того, что на небо смотреть приятно.
Ветер чтоб гнать облака
улыбка чтобы взбежать по лицу
кошка чтобы нагнувшись погладить будто отдал поклон
мост с отраженьем в воде чтоб не так одиноко
бровь чтоб поднять удивлённо её над газетой
звук порхающих ножниц чтобы не умирать никогда
облака чтобы в небе глаза отдохнули
Перечисление это выглядит случайным и к тому же неуклюжим. Почему сказано про бровь, а не про нос или губы? Почему «звук порхающих ножниц» должен обеспечить бессмертие? И в конце уж совсем несвежая мысль о небесном притяжении для человеческих глаз.
Зачастую Алёхин использует один и тот же приём. Особенно любимый автором – остранение, смена угла зрения, когда не человек воспринимает вещи, а вещи – человека. Но когда приём повторяется от текста к тексту, то смотрится уже неоригинально.
Что думает о тебе стиральная машина?