– Из тех композиторов, с которыми вы сотрудничали, никто не разыскал вас в Америке, чтобы попросить стихи для песни?
– Евгений Дога, с которым мы часто общаемся, рассказывал, что, когда он сейчас предлагает куда-то песню, в том числе и нашу с ним, ему отвечают: «Это хорошо, но не в нашем формате».
– То есть в переводе на общепонятный язык – «Это – полный отстой»?
– Да. Но дело ещё и в том, что сегодня за всё и всем надо платить, в том числе и редактору. Всё стоит немалых денег. А Дога, Тухманов, Журбин приветствуются разве что на канале «Культура». Для всех остальных они – не в формате. Я много раз пытался говорить в печати о том, что сейчас творят с песней, и был рад, когда прочитал статью Юрия Полякова, которая оказались очень созвучна моим мыслям.
– А помните, как вы расправились с непомерными гонорарами поэта-песенника Леонида Дербенёва? Говорят, что после одного вашего пламенного выступления сверху даже спустили распоряжение урезать гонорары авторам.
– Нет, на самом деле ничего никому не урезали. А в сегодняшней российской действительности названные мной суммы и вовсе покажутся смехотворными. Но я говорил не только о Дербенёве. Я говорил о том, что такие, как Дербенёв, по сути своей, не поэты, они – часть песенной индустрии, явления, из которого выросло то сегодняшнее песенное дерьмо, которое было процитировано выше. А вот, скажем, Михаил Исаковский – да, выдающийся поэт, и его «Враги сожгли родную хату» – песенный шедевр.
– С песнями, в том числе и с вашими, разобрались. А как называется последнее из написанных вами стихотворений?
– Сначала скажу о предпоследнем. «Русский дворянин». Оно написано в начале этого года и посвящено Бунину.
– Почему Бунину?
– Не знаю, вдруг возникло такое вот чувство… Думал о нём, перечитывая какие-то вещи. Листал «Антологию русской поэзии ХХ века». И написалось как-то легко и быстро. Бунин был невероятно впечатлительный человек, даже сверхвпечатлительный. Лик смерти (в том числе и собственной) шёл с ним рука об руку по жизни. И он очень точно выразил состояние ухода дворянства. Он и хотел поверить в «Божье дыхание», и колебался. Поэзия в прозе и проза в стихах – в его собраниях сочинений (редкое дело) печатались вместе. У прозы Бунина есть осанка, парчовая осанка. Удивительно: он был человеком с большим чувством юмора, нет, это была не желчь, как полагали некоторые, а замечательный юмор. В ранних вещах я нахожу его много – это свежая живая проза, а в поздние свои произведения он юмор не впускал. Почему – не знаю.
Однажды у меня случилась удивительная ночь с Константином Симоновым.
Я с ним встречался только один раз в 1964 году, когда отмечали 50-летие Марка Фрадкина. Симонов, Долматовский и я выступали на вечере в Московском доме композиторов. Симонов всю ночь в кабинете Фрадкина читал стихи, и такое у него, знаете ли, сердце оказалось человеческое, даже детское, я не ожидал. А стихи те потом, сколько ни искал, нигде не нашёл. Я тоже ему в ту ночь читал много стихов. А потом, зная, что после войны он ездил в Париж уговаривать Бунина вернуться в Россию (Сталин через Молотова так распорядился), попросил рассказать об этом. И Симонов подробно описал ту поездку, бледные глаза Веры Николаевны, жены Бунина…
– Бледные?
– Да, она вообще была такая несколько белёсая, возможно, это был недостаток какого-то пигмента. О том, какие они вели беседы… «Соблазнять» Бунина вернуться на родину Симонов отправился в Париж с женой, тогда ею была актриса Валентина Серова. И вот после того как Симонов с Буниным отобедали в ресторане, у супругов возникла идея самим устроить для писателя роскошный обед. Сообщили об этом соответствующим товарищам, и советское руководство спешно выслало в Париж продукты и… официанта из ресторана «Прага». Застолье состоялось. Бунин во время обеда всё посмеивался, мол, дайте-ка мне ещё вот большевистского маслица попробовать, икорочки…
– А официанта зачем?
– Ну, чтобы он их кормил и чтобы произвести впечатление, конечно.
– И как, произвели?
– Думаю, да, если учитывать результат… Бунин в жизни, как и в литературе, человек непреклонного стиля, хотя ему трудно и голодно жилось после войны во Франции. Куприн вернулся, а Бунин нет.
– Владимир Яковлевич, вам хотелось бы вновь начать печататься в России?
– А я уже начал это делать. На днях мне прислали журнал «Приокские зори», он издаётся в Туле. Я послал туда свою повесть в стихах «Егор Таланов – тульский мастер». Набросок сделал ещё в семидесятых годах, а закончил здесь. Это одна из моих любимых вещей. Она – свободная, правдивая. Её сразу напечатали. Я рад.