Дениса Гуцко в своё время обвиняли в том, что его литературный взлёт обеспечен только лишь наличием сильного врага в лице покойного Василия Аксёнова, всячески доказывавшего, что молодой писатель получил «Русский Букер» незаслуженно. Гуцко все эти разговоры пропустил мимо ушей и стал спокойно и вдумчиво работать, не обращая внимания ни на какую литературную и человеческую суету. Его роман «Бета самец» – проза очень тонкая, построенная на ощущениях, он знает цену слова, не стремится никого перетянуть на свою сторону, а кропотливо организует образные и смысловые ряды, и получается у него очень симпатично.
В завершение хочется сказать немного о поэзии. Поэзия давно уже в литературном процессе, где главенствуют не тексты, а тиражи и переиздания, играет роль «золушки». Но эта роль, по-моему, её всё меньше смущает и уж тем более никак не сковывает. Поэты, пожалуй, как никто, могут выступить адвокатами чувств, доказать, что в литературном творчестве остался глубинный смысл, что читатель сейчас как никогда способен испытывать катарсис от слов и от скрытых в них эмоций и напутствий. Моими личными поэтическими откровениями в прошлом году стали книги Александра Хабарова «Жесть и золото» и Евгения Чигрина «Неспящая бухта».
Конечно, всем очевидно, что литературный процесс в 2013 году, как и в предыдущие годы, формировался из не вполне логичных предпосылок. Перемены назрели. Однако наивно будет предполагать, что кто-то вмешается менторски в книгоиздательский процесс, кого-то озолотит, кого-то призовёт к ответу или способствует открытию целой россыпи новых имён, а среди старых восстановит долгожданную справедливость. Но создание механизмов, с помощью которых литературному процессу будет придана подлинная демократичность, читатель получит возможность настоящего выбора, а талантливый дебютант сможет представить свои произведения на читательский суд без помощи премиальных и клановых костылей, видится крайне необходимым. И эта задача по силам и писательскому сообществу, и государственным культурным институтам. И тогда-то уже можно будет понять, сколь имена, названные В. Ганичевым, способны изменить к лучшему литературную картину.
Теги: литература , дискуссия
Прикосновение к подлиннику
В октябре 2014 года исполняется 200 лет со дня рождения великого поэта России Михаила Юрьевича Лермонтова. В преддверии юбилея завершена начатая в 2011 году реставрация Дома-музея на Малой Молчановке - единственного сохранившегося в Москве здания, которое помнит поэта. В этом доме он жил с 1829 по 1832 год, когда учился в Московском университетском благородном пансионе и в Императорском Московском университете.
Дом-музей, отдел Государственного литературного музея, пока безлюден и пуст, и в зеркале паркета отражаются лишь высокие окна. Экспонаты ещё не вернулись на свои привычные места, и только в большой гостиной в одиночестве томятся старинные клавикорды. Когда-то здесь звучало фортепиано, пела скрипка: юный Михаил Юрьевич любил музицировать и с удовольствием исполнял для своих гостей арии из опер. А стены малой гостиной помнят страстные литературные споры и задушевные беседы поэта и его друзей...
По звонкой сосновой лестнице поднимаюсь в мезонин. В небольшом кабинете поэта бродит только эхо, но скоро интерьер оживёт. Скромную обстановку студенческой "кельи" вновь украсят изображения герба древнего рода Лермонтовых (отрок живо интересовался фамильной генеалогией): на щите с золотым полем – чёрное стропило как символ силы рода, щит увенчан дворянским шлемом с дворянской короной, внизу девиз: SORS MEA JESUS – «Судьба моя – Иисус».
Подбор гравюр в кабинете тоже неслучаен: «Вид Кавказа» будил воображение свободолюбивого юноши, нежный лик «Мадонны с младенцем» с картины Рафаэля напоминал ему о матери, которую он рано потерял[?]
Гравюра с видом колокольни Ивана Великого займёт своё прежнее место над бюро с рукописями Лермонтова. К 18 годам он написал около 250 лирических стихотворений, 17 поэм, 3 драмы, и многое вышло из-под его пера в уединении этого кабинета.
Возвратятся на эти стены и портреты его кумиров – Пушкина и лорда Байрона. На полки книжных шкафов снова встанут в ряд сочинения Фонвизина, Карамзина, Жуковского, Пушкина, Шекспира, Гёте, Руссо, Байрона – безмолвных учителей и собеседников юного гения, который предощущал и своё избранничество, и свой трагический жребий.