Жан хоть и не до конца осознавал, что происходит, но всё равно хрустальные капельки покатились из глаз. Дрожащий от страха мальчик тихонько плакал, прижимая к себе крест. У него в голове застрял лишь один вопрос: «За что?» Вдруг послышались шаги на лестнице. Перепуганный Жан молился… Это было всё, что он мог сделать… Из города доносились ужасные крики, бряцание стальных клинков и звуки стрельбы. Мальчику казалось, что он вот-вот сойдёт с ума. Все, чего он сейчас хотел, – это уйти отсюда. Куда бы то ни было уйти... А шаги на лестнице становились всё громче.
Мальчик хотел спрятаться, но вместо этого сжался от страха, его тело не слушалось. Крики за окном не прекращались. Женщины, дети, мужчины, старики – все голоса сплелись в один истошный вопль. А тем временем шаги всё приближались. Шорох послышался за дверью. Жан вгляделся в чёрную мглу и дрожащим шёпотом произнёс: «Аминь». Дверь заскрипела, за ней показалась тёмная фигура…
Настал рассвет… Первый спасительный лучик согрел всё вокруг, брызнув из-под уставшего горизонта. Небо горело над алой зарёй, розовые облака над самым горизонтом мешали солнцу показаться людям. Все радовались прекращению безумной резни.
Тем временем люди зашли в один открытый дом, помеченный зловещим белым крестом. Но что же они увидели? Никаких тел, никаких алых пятен на полу. В доме было пустынно и чисто. Ни души… Люди с недоумением поднялись на второй этаж. На подоконнике раскрытого окна они увидели папоротник… Папоротник, который цвёл большими цветами. Цветами цвета пустоты, чистоты, покоя и доброты. Цветами, которые пахли любовью, нежностью и детством. Нежно-белыми цветами, пахнувшими молоком…
Теги: Полина Кобзон
Между пиплом и ярангой
Вячеслав ШИЛОВ
По сути своей я - типичный чукча. Люблю природу во всей её красоте и суровости. Я за то, что сначала надо уделить внимание любимой женщине, а потом уж думать, как снять лыжи. Неумело ищу мягкий вагон, в котором до этого не ездил, путаюсь в незнакомых местах. Всё, как в тех старых анекдотах про чукчей.
А если уж дело доходит до оформления бумаг в присутственных местах, то тут не только я при всей своей густомысливости, но и любой манси или ительмен спасует, не говоря уже о пошехонцах.
Но прежде всего я, естественно, чукча-писатель. Невооружённым глазом видно, что я вышел из самой гущи народа. И, как чукча, приносящий рукопись книги в издательство, могу честно сказать, что всю классику до сих пор так и не прочитал. А если бы прочитал, может, самобытности поубавилось бы.
Конечно, я не полноценный чукча. Не охотник, однако. Да если бы и захотел поохотиться, скажем, на кита, то, думаю, ничего хорошего из этого не получилось. Как, впрочем, думаю, и у составителей Большого толкового словаря русского языка, которые в статью "чукча" включили и такое определение – «наивный ограниченный человек». Сотрудники Института лингвистических исследований РАН, работавшие над словарём, даже без кита, просто попав в ярангу, думаю, тоже почувствовали бы себя если не наивными людьми, то полными неумехами.
Чукчи, которые на родном языке называют себя «настоящими людьми», за навешанный на них ярлык, естественно, обиделись. А трое из них подали иск в Замоскворецкий суд столицы, потребовав защитить свои честь и достоинство и выплатить в качестве компенсации пять миллионов рублей. Ещё одно требование – изъять из всех библиотек словарь, который вышел в 2000 году, а потом несколько раз переиздавался.
Я бы тоже, конечно, обиделся, хотя в силу своей ограниченности эту статью в словаре до сей поры не читал. Можно было бы, конечно, филологам в своём словаре написать как-нибудь поизящнее. Например, «чукча – герой анекдотов советского периода». Но и это, наверное, было бы лучше делать в каком-нибудь словаре фольклорном.
Но опять же, если разобраться, в XX веке фольклор носил уже в значительной степени идеологический характер. Говорили, в ЦРУ был целый отдел, где придумывали для нас анекдоты – про чукчей и Чапаева, про евреев и грузин. Хотя не очень-то верится: американцы вряд ли такое придумать могут, ведь анекдоты есть действительно смешные.
В аннотации к Большому толковому словарю русского языка говорится, что он вмещает в себя и новые слова последнего десятилетия. Теперь я понимаю, что составители словарей могут ухватиться и за использованное мною слово «густомысливость», которое ещё не введено в научный оборот. «Густопсовость» всегда пожалуйста, а «густомысливости» нет.