вдруг Врубеля – в пять лепестков – мазки,
нарубленных букетов поднебесье
цветёт неделю, две,
хоть жизнь сошла уже
и разбросала цвет ржавеющего дара,
чтоб мне блажить в прискорбном кураже
или чудесничать, как в мае Ниагара.
* * *
Не путай ангелов с амурами:
колчаны, чаяния,
прелестные тела с фигурами
божественного умолчания.
Одни в барочной позолоте
заоблачными сердцеловами –
по зову плоти все в полёте,
ветрами зацелованы.
Другие огневидной ратью
в глухие ночи, дни лихие,
от бездн спасая, от стихии,
они по духу – братья.
Их кудри, крылья, голоса,
их вдохновенные цезуры...
В одних и тех же небесах
все ангелы и все амуры.
Сергей БЕЛОРУСЕЦ
* * *
Однозвучно гремит аллохольчик,
Лёжа в кожаной сумке на дне,
И не то чтобы ты – барахольщик,
Но привязан к родимой стране.
Сколько боли в том полуневнятном
Ощущении общих задач,
И такая любовь к белым пятнам,
Что за каждым – мерещится врач...
* * *
Без обратной связи,
Задом к древесине, –
Ты висишь на вязе
(Или – на осине).
Вовсе не Иуда.
Скоро месяц минет,
Как висишь (покуда
Кто-нибудь не снимет…).
* * *
Рядовому хочется (хоть раз)
Без команды снять противогаз –
И, надев на голову бадью,
В сандалетах шлёпать по дождю...
Генералу хочется того ж.
Генерал не так уж толстокож:
Несмотря на профиль и портфель,
Под мундиром – студень да кисель...
* * *
Перебирая чётки дней,
Подумаешь о том,
Что жизнь – то проще, то трудней,
Хоть, в сущности, фантом.
О том, что боль – сама наркоз.
Сама. Причём стократ.
А время – разом – симбиоз
Всего и суррогат...
* * *
В нищете полжизни прозябая,
Собеседник духа своего,
Много ли узнаю про себя я?
Может, не узнаю ничего?..
Впрочем, я – не я. И лошадь тоже –
Не моя (когда бы та была…).
Лучшее занятье – лезть из кожи.
Потому что кожа – кабала...
* * *
Себя вырывая из дней
(Которые – тоже – короста) –
Отдать предпоследнее – просто.
Последнее – много трудней…
* * *
На фоне вечной бутафории
Вещь очевидная весьма:
Фальсификация истории –
И есть история сама…
* * *
Кажется, ныне и присно
(Да и вовеки веков):
Логика – всё же – корыстна
(Это – для еретиков…).
А для иных есть иные
Логики (несть им числа) –
Ёмкостные, плоскостные,
Прочие (в меру чела…).
* * *
Чураясь всех религий и политик,
Свободному герою антипод,
Разхлябанно-зажат – как паралитик –
Ты продолжаешь этой жизни ход.
Сквозь будничные внутренние плачи,
Сквозь маету хроническую – ты –
Уже готов – притягивать удачи
И видеть перспективы доброты…
И убегать от суеты порою
(Со скоростью движенья муравья…),
И наблюдать (сторонне) за игрою,
Которая идёт. Сама своя…
* * *
Всюду и нигде.
Небом по воде.
Всем и никому.
Истиной –
Сквозь тьму…
* * *
Всё из иллюзий состоит.
Но у иллюзий нет законов…
И это жизнь в себе таит,
Наружным краем лишь затронув…
* * *
Нерукотворный имярек,
Свой век наследуя,
Бредёт по жизни человек.
Куда – не ведая.
И в ожидании конца –
Как может – молится:
Один – прикалывается,
Другая – колется...
* * *
В лодке с протекающим днищем,
(Каждый, кто не первый – второй…) –
Счастья мы и нежности ищем
(Надо же: находим порой…).
Путь наш продолжается, вечен,
Буднично похожий на жуть…
Тот калечен.
Этот увечен.
Мир бесчеловечен?
Ничуть…
Теги: Евгений Степанов , Владимир Довейко , Галина Климова , Сергей Белорусец
Почему Кучерская – не Манро
Рассказ - жанр сложный и изысканный. Писатель, создавший мощный роман, не обязательно напишет хороший рассказ. Здесь надобно совсем другое дыхание, другой глазомер. Бегун на длинные дистанции может взять, да и споткнуться на короткой. В большом романном объёме что-то можно скрыть, спрятать в общей атмосфере, в рассказе – нельзя. Каждый огрех маячит, как сорняк посреди ухоженного сада, и портит картину.