– И архимандрита Дионисия, который был современником и единомышленником преподобного Гермогена и князя Пожарского…
– Да, конечно, Дионисий в годы борьбы с польскими оккупантами как будто принял крест Сергия Радонежского. Когда мы читаем о подвигах монахов и воинов во время осады Троице-Сергиевой лавры, возникает ощущение, что Сергий был там, руководил обороной, молился. И это не только мистическое чувство. Ведь его мысли, наказы в монастыре передавались из уст в уста, из поколения в поколение.
– Иногда приходится слышать скептическое: мы вспоминаем о великих людях только в связи с круглыми датами, устраиваем шумиху, а потом обо всём забываем до следующего юбилея…
– Так повелось повсюду, а в России – особенно, что юбилейные даты, как магнит, притягивают общественный интерес. И это даёт возможность просветителям, писателям, историкам работать более плодотворно. Появляется резонанс, появляется уверенность, что тебя услышат, что ты работаешь не напрасно. В 1937 году отмечали столетие со дня смерти Пушкина – и Пушкин стал тогда достоянием миллионов. Наши отцы и деды именно тогда стали больше читать! Вышли фильмы, вышли в свет и массовые, и научные издания. Прошли конференции – от Академии наук до сельской школы. Разве это похоже на мероприятия «для галочки»? Надеюсь, нечто схожее случится и с преподобным Сергием. Верю, что для многих юбилейный год станет поводом прочитать Житие нашего святого, попытаться осмыслить его духовный подвиг. Это немало! Надолго останутся книги, музейные экспозиции, памятники, документальные фильмы, созданные в связи с 700-летием. Среди них есть подлинно талантливые произведения, они будут просвещать и через двадцать лет.
И ещё – очень важно показать, что в истории России ярко проявили себя не только славные военачальники и деятели светской культуры, которым честь и хвала. У нас богатейшие традиции церковной культуры, монастырской жизни. И Сергий символизирует эту сторону России. Как Пушкин символизирует изящную словесность, а Суворов – воинскую доблесть.
– И чему нас может научить столь величественная дата?
– Семисотлетие – юбилей, перед которым невольно склоняешь голову. Наша главная ценность – непрерывность русской истории за все эти годы. Менялись династии, режимы, политический строй. Технический прогресс существенно изменил ритмы жизни. Но суть осталась прежней.
Пройдёт юбилейный год, выйдут новые книги и просветительские телепередачи – но наследие Сергия Радонежского не потеряет актуальности. И мы по-прежнему будем приезжать в лавру, и замечательные сергиево-посадские музеи удивят нас, по-новому приоткрывая великое прошлое Руси.
Беседу вёл Евгений ТРОСТИН
Теги: Святой Сергий Радонежский , 700 лет
В музей, к реликвиям
Чаще всего мы приезжаем в Свято-Троицкую Сергиеву лавру, чтобы полюбоваться ансамблем монастыря, который издалека выходит навстречу гостям, поклониться святыням, побывать в храмах. А на музеи времени не хватает - особенно если погода располагает к прогулкам под открытым небом. В лучшем случае мы торопливо проходим по залам – и напрасно! В лавре действует один из интереснейших музеев России, а для тех, кто неравнодушен к русской старине, – просто основа основ.
Сам старинный Конный двор расположен неподалёку от лавры в бывшем монастырском хозяйственном корпусе. Там выставлена б[?]льшая часть экспозиции музея.
Время было бурное, и в столицах мало кто заметил, что в стенах древнего монастыря в 1920 году создали музей. В те годы храмы разорялись, и казалось, что пройдёт ещё десять-двадцать лет – и действующих монастырей на Руси не будет: устарели. Если бы тогдашним властям не пришла в головы идея создать этот музей – бесценное наследие лавры вряд ли удалось бы уберечь от разграбления. Позже музейное собрание пополняли и коллекции, напрямую не связанные с историей монастыря, но объединённые темой самобытной русской культуры.
Уже в 30-е годы в Москве возникла традиция – семьями приезжать в Загорск. В музее гости получали то, чего им не хватало в революционном быту: дух Древней Руси. Пришли новые времена, реликвии Московской Руси воспринимались как знак далёкого прошлого. Но человеку присуща тяга к собственным корням: дедовское прошлое манит нас, а порой и придаёт смысл нашему существованию.