«Имперская свинья с хрюком поднялась из вековой лужи и принялась равнодушно пожирать собственных поросят, не разбираясь особо, какие из них кошерные, а какие – не очень» («Женщины Лазаря»).
Вейз мир, кошерное порося! Я таки знал, что этот шлемазл Моисей морочит нам голову… Впрочем, доверимся Степновой – не он один:
«У каждой под дешёвым хэбэшным лифчиком билось нежное преданное сердце русской женщины, укрытое круглой упругой мышцей» («Хирург»).
А я-то по невежеству своему, считал, что нет под лифчиком мышечной ткани – только соединительная да жировая… Спасибо, Марина Львовна, вразумили. Непременно доложу о вашем открытии Нобелевскому комитету. Впрочем, докладывать придётся не только об этом. Оказывается, в 1918 году ещё существовала дагеротипия. И Reichsheer в упомянутом году стоял на подступах к Москве. И женские половые гормоны были известны в 1905-м, за два десятка лет до Аллена и Дойси. И сухой закон в СССР отменили не 26 августа 1923 года, а лишь в конце 1924-го…
Словом, с матчастью у Степновой постоянные нелады. Разумеется, дьявол в деталях. Но это всего лишь детали, не более. Может, переменим материю да потолкуем о высоком?
ALSO SPRACH BELINKOW
«Скверный текст не станет лучше, даже если снабдить его всеми титулами и премиями мира». ( М. Степнова, из интервью газете «Литературная Россия»)
Отправным пунктом для дальнейших экзерсисов служит аксиома известного русского литературоведа А. Белинкова: «Великий писатель создаёт идеи. Особенностью обычных хороших писателей является то, что они умеют создавать иллюзию весьма оригинальной мысли, в то время как на самом деле они умеют создавать лишь весьма оригинальные фразы».
Беда в том, что у Степновой хронический дефицит оригинальных мыслей. Оригинальные фразы… но давайте по порядку. То есть об идеях. Однако множественное число здесь вряд ли уместно.
Строго говоря, единственную внятную мысль М.С. сформулировала в дебютной книжке. Пластический хирург дерзнул создать совершенное лицо, но в результате кройки и шитья на свет явился монстр с убийственной (в прямом смысле) улыбкой. Мораль – грешно скальпелем подправлять Творца – была высказана с колокольным апломбом первооткрывателя. Будто не знал читатель ни «Франкенштейна», ни «Острова доктора Моро», ни «Собачьего сердца». Явную смысловую нищету следовало хоть как-то компенсировать – и к врачебной ошибке на живую нитку пришили историю Хасана ибн Саббаха, основателя секты ассасинов. Намёки тонкие на то, чего не ведает никто, – приём старый, но безотказный. Курицын аплодировал.
С большекнижными «Женщинами Лазаря» вышло и того хуже. Степнова покусилась на семейную сагу с монументальным историческим фоном, однако с затеей не совладала и выдала на-гора 400-страничный свод банальностей: чем больше женщину мы любим, тем меньше денег в кошельке; старый хрен лучше новых двух; каждый имеет право на лево, – и далее по словарю русских антипословиц. Прилепину удалось рассмотреть в этом нагромождении трюизмов портрет эпохи, Курицыну – противостояние семьи и призвания и т.д. Что весьма симптоматично: текст, бессмысленный, как кляксы Роршаха, допускал неограниченное число интерпретаций.
Что до малой степновской прозы, то она соткана из насквозь пропылённой и пронафталиненной скуки. В финале каждого рассказа героиня отправляется в небытие с чувством несказанного облегчения: да ну её на фиг, такую жизнь…
Вот, собственно, и все авторские посылы. А теперь, как обещал, – об оригинальных фразах.
ЧУЧЕЛО КРАСОТЫ
«Каждая фраза имеет своё первоначальное звучание, свой ритм. Надо его услышать – и просто вычеркнуть лишнее». ( М. Степнова, из интервью журналу «Шо»)
Тут опять-таки не обойтись без Прилепина: «Это прекрасная проза… Не подумайте, кстати, что проза Степновой – это эдакое трепетное девичье рукоделие, – с той ловкостью, с которой она пишет, можно с равным успехом и ребёнка пеленать, и разбирать оружие. Лексика мускулистая, экспрессивная, автор может запросто запустить матерка».
Насчёт матерка – абсолютно точное наблюдение. Насчёт детей и оружия… хм… Сейчас выясним.
Вообще Степнова изначально была обречена на извитие словес, поскольку это традиционный декор для смысловой пустоты. Ближайшие стилистические аналоги здесь – Элтанг и Славникова: та же эмфатическая вычурность, те же мертворождённые тропы. И тот же неподражаемый комизм в итоге.