Выбрать главу

Анализировать постановку последовательно нет смысла, поскольку от оперы Прокофьева осталось только название, имена героев и музыка, так что буду только отражать увиденное. Итак, на заднике сцены – а он громаден – цветная картинка c голой девицей в туфлях, обутых на босые ноги, воздетые почему-то на уровень линии электропередачи и просунутые между проводами. Свои интимные прелести девица прикрывает сумкой известного бренда. Эта девица с сумкой и прелестями будет появляться по ходу спектакля ещё не раз. Кто она и откуда? На что намёк?

Наташа Ростова вновь оказывается на сцене уже в костюме делового покроя, но розового оттенка «вырви глаз» и отчаянно короткой мини-юбке, затем в белом эстрадном наряде (на балу у екатерининского вельможи), а в доме Элен Безуховой (Мария Максакова) – в блестящем мини-платье, в подобных любят щеголять современные эстрадные певички, несть им числа. Причём Элен в похожем платье возлежит на раковинах-умывальниках из общественного туалета в количестве семи штук, приделанных к имитации внутренней ониксовой стены здания Мариинки-2, где и идёт спектакль. И покуривает наркотик. И угощает им Наташу. А-а, вот почему Вик считает Наташу аморальной (это он, нисколько не смущаясь и никак не объясняя, заявил в своём интервью, опубликованном Мариинским театром в буклете к спектаклю)! А Лев Толстой-то считал её чистой и нежной, а Прокофьев написал для неё чистую и светлую музыку. А в сцене бегства из Москвы именно «аморальная» Наташа убеждает свою семью не брать с собой вещи, а вывезти раненых, остановившихся в их доме, всех, а не только князя Андрея. Но постановщикам нет дела до содержания оперы! Цели у них, как выясняется по ходу спектакля, совсем другие.

Да, чуть не забыла: гости на балу – в стеклянных масках, какие обычно надевают сварщики, а слуги, одетые в костюмы начала ХIX века, в противогазах – война у ворот, понимаете ли, хотя на заднике, когда там исчезает голая девица, появляется сплошной чёрный забор с заборным же шрифтом написанным словом «Мир».

Старый князь Болконский (Михаил Петренко) к приехавшим в его дом графу Ростову (Сергей Алексашкин) с Наташей и Соней выезжает на инвалидной коляске, придуманной постановщиками, т.к. в либретто никакой коляски нет, как нет и откидывания пледа и демонстрации действующим лицам и публике дерзко разводимых в стороны голых ног. Здесь, очевидно, высокая мораль г-на Вика и иже с ним захлёстывает этикет не только русской аристократии, но и обычного цивилизованного европейца. Не потому ли на очередной бессмысленной картинке, прикреплённой к заднику, в какой-то момент появляется написанное красным на английском языке слово «civilization» (цивилизация). Странно, правда, что по-английски, ведь языком русской аристократии был французский…

Выяснения отношений Пьера Безухова (Евгений Акимов) и Анатоля Курагина (Илья Селиванов) происходит в духе бандитов 1990-х годов: Пьер швыряет Курагина на капот выехавшего на сцену «мерседеса», далее – по схеме милицейских сериалов.

К одной войне добавлена другая...

В какой-то момент на многострадальном заднике появляется картинка радостных мордвина и мордвинки в золотящемся пшеничном поле, а в другой момент, уже на сцене, хор в мордовских народных костюмах. Почему в мордовских? Наверное, намёк на то, что первая жена Сергея Прокофьева, Лина Прокофьева, была заключена в мордовские лагеря. Хотя вряд ли постановщики-варяги знают такие тонкости. Просто им – что в огороде бузина, что в Киеве дядька – всё одно.

Русский народ у них вообще некий нищий сброд: не то бомжи, не то зэки в нелепых штанах, рубахах, шапках, платках – вне места и времени, без роду и племени, без каких-либо признаков социальной принадлежности, некая пугающая своей неисчислимостью и необъяснимой сплочённостью дикая масса, и, чтобы вдруг не испугаться этой монолитной толпы по-настоящему, постановщики поместили её на спасительный задник – в качестве гигантского фотопугала.

Там же будет размещён и гнусный ремейк хрестоматийного плаката «Ты записался добровольцем?»: оплывшее гейское лицо во вроде как будёновке с приопущенной на уровень гениталий рукой, держащей какое-то оружие стволом вниз. Сверху – крупно – слово «Ты». Всё.

Кто этот «ты»? Г-н Вик, кто?!

Среди многочисленных, оскорбительных для русского человека мерзостей постановки – одна из мерзейших: глумливо и не к месту демонстрировавшиеся кадры кинохроники времён Великой Отечественной войны 1941–1945 годов – на прокручиваемой в ускоренном темпе плёнке мелкими, частящими, клоунскими шажками идут на фронт карликовые ополченцы.