Я не так много написал. Посмотрим, что будет дальше с сердечностью. Было бы интересно разнообразить стиль, менять интонации.
Пишу трудно. Многое выбрасываю. Изначальные идеи, разумеется, складываются на начальной стадии. Но в процессе написания многое может и добавиться, и уточниться. Для меня это способ проживать жизнь. Зафиксировать, пережить глубже и полнее. Отменить, переиграть – почему бы нет. Преодолеть одиночество. Есть даже некий страх: вот не буду писать и жить по-настоящему перестану.
– Все русские романы, по сути, об одном: о невозможности человека чувствовать себя счастливым. Что это: некая генетическая предрасположенность к страданию или вообще необходимое условие всякого творчества? Есть ли у вас счастливые герои?
– Почему – все? «Воскресение» – о христианском счастье жертвенности. «Дар» – о счастье быть одарённым. И современных книг с героями, которым дано ощутить счастье, хватает.
Если расширить жанровые рамки, то автобиографический «Подстрочник» Лилианы Лунгиной – абсолютный триумф такого самостийного счастья. Это же на самом деле особый навык – уметь быть счастливым – с внешними обстоятельствами находящийся в весьма сложносочинённой связи. Героиня моего «Бета-самца» умеет быть счастливой, хотя многие ей в этом пытаются помешать. Но я бы с удовольствием выписал ещё и мужской характер, наделённый таким талантом.
– Несколько лет назад появился любопытный сборник прозы «Десятка». Можно ли сказать, что десять авторов, там собранных, в некотором смысле представляют современную литературу, хотя бы поколенчески? И если бы вы были составителем подобного сборника, кого бы вы туда добавили или убрали?
– Любой сборник более-менее известных авторов так или иначе представляет современную литературу. Кто вошёл бы в мою десятку, не могу сказать – отталкивался бы от предлагаемых текстов.
Три обязательных вопроса:
– В начале ХХ века критики наперебой говорили, что писатель измельчал. А что можно сказать о нынешнем времени?
– В начале ХХ века многим не хватало масштабов, размаха, кубатуры и тоннажа. Время было такое – алчущее. Критик вздыхал об измельчании писателя, жандарм – о деградации мазурика. Чуть позже все захлебнулись накликанными масштабами, многих пришлось измерять посмертно. Сегодня можно провести определённые параллели. Не знаю, как критикам – я специальным образом литературную критику не отслеживаю – но многим читателям явно недостаёт писателей-пророков, чтобы сразу всё и по пунктам: кто виноват, что делать, как жить. Полагаю, такого больше не будет. Литературоцентризм умер. Помянем добрым словом и будем жить дальше. Мне ближе взгляд на писателя как на соучастника жизни. Вместе с читателем: искренне, максимально точно, художественно, но без прямой проповеди и сакрализации текста – так мне больше нравится.
– Почему писатели перестали быть «властителями дум»? Можете ли вы представить ситуацию «литература без читателя» и будете ли продолжать писать, если это станет явью?
– Как следует из ответа на предыдущий вопрос, меня не угнетает описываемая ситуация. Пусть каждый будет властителем собственных дум – в таком мире интересней и жить, и писать. И без читателя литература никогда не останется. Читать – такой же способ полноценного проживания жизни, как и писать.
– На какой вопрос вы бы хотели ответить, но я его вам не задала?
– Например: «Чем бы вы хотели похвастаться?» Я бы ответил: «Умею готовить и находить общий язык с детьми».
Теги: литературный процесс
Непотопляемая
В первое своё плавание по журнально-книжному морю "Аврора" отправилась в 1969 году, хотя разговоры о необходимости именно молодёжного литературного издания велись в писательском сообществе «культурной столицы» задолго до этого. Эту идею горячо поддерживали такие известные писатели, как М. Дудин, О. Берггольц, С. Орлов, Н. Тихонов и другие не менее значимые деятели культуры.
Совсем недавно мне в руки попался пожелтевший экземпляр «Ленинградской правды» за 1964 год - это был специальный выпуск газеты, он был смакетирован, как будущий журнал. И главным редактором этого выпуска был М. Дудин. Ровно пять лет потребовалось на обсуждения, согласования и «хождения по кабинетам». И наконец «на высшем уровне» – в ЦК ВЛКСМ и руководстве Ленинградской писательской организации было принято решение о создании журнала.